СФСР - Алексей Небоходов

Машина свернула на тихую улицу, погружённую в тени старых деревьев и слабо освещённую тусклыми фонарями. Остановившись возле неприметного подъезда жилого дома, водитель заглушил двигатель и коротко взглянул назад, ожидая указаний. Аркадий кивнул и бесшумно вышел наружу.

Улица встретила прохладой и запахом опавшей листвы. Аркадий внимательно осмотрелся, убедившись в отсутствии подозрительного движения, и снова кивнул остальным. Группа тихо последовала за ним.

Поднимаясь по лестнице домой, Аркадий мельком посмотрел вверх – было тихо. Шли они неторопливо, с видом людей, вернувшихся с обычной съёмки.

Квартира встретила привычным теплом и запахом недавнего чаепития. Ладогин первым снял пальто и прошёл на кухню, включив свет над раковиной. Красникова последовала за ним, поставила планшет на край стола и села, вытянув ноги. Андрей молча отправился в ванную и плеснул себе в лицо холодной водой.

– Поставлю чайник, – предложил Аркадий, уже наливая воду в металлический сосуд.

– Нужно обсудить, как освободим Полину, – сказала Красникова, подавшись вперёд. – Подтверждение по отключению поступит, когда решимся. У нас будет окно – пятнадцать минут, не больше.

Аркадий кивнул, расставляя чашки на столе. – Что по охране?

– Главный вход охраняется двумя, задний вход свободен. Внутри максимум трое. Полина на втором этаже, дверь без замка.

Андрей вернулся, вытирая руки полотенцем:

– Машина будет ждать у сквера кварталом ниже. Водитель опытный, местные в курсе.

Аркадий поставил перед каждым чашку:

– Возможны проблемы?

– Сопротивление ожидаем на расстоянии. Вмешаются лишь в крайнем случае, если провалимся, – уточнил Андрей.

Наступила тишина. Закипел чайник, воздух согрелся ароматом бергамота.

– После этого всё изменится, – тихо сказал Аркадий, разливая кипяток.

– Уже изменилось, – возразила Красникова. – Просто не все это заметили.

Они сидели, обхватив ладонями горячие чашки. За окном шелестел ветер, где—то хлопнула балконная створка. В кухне было спокойно. Это спокойствие странным образом вселяло уверенность.

Когда чай допили, Красникова взглянула на часы и поднялась. Андрей встал за ней молча. Одевались без слов, будто решение приняли давно.

Аркадий проводил гостей до двери и коротко сказал:

– До завтра.

– До завтра, – отозвалась Алина и добавила тише: – Мы на связи.

Когда дверь закрылась, в квартире снова наступила привычная тишина, нарушаемая лишь шёпотом ветра за окном. Аркадий убрал чашки и уже хотел выключить свет, но негромкий и настойчивый звонок заставил его остановиться на пороге кухни.

На пороге стоял Николай Белозеров. Привычной надменности в нём не осталось: губы дрожали, взгляд метался, пальцы нервно мяли поля дорогой шляпы. Он вошёл без приглашения, будто спасаясь от чего—то, преследовавшего его с улицы.

Ладогин молча провёл гостя на кухню и жестом указал на стул. Белозеров сел на самый край, поправляя воротник, и заговорил срывающимся высоким голосом:

– Аркадий, прошу тебя, помоги. Ты знаешь, я бы не пришёл, если бы не крайность. Ситуация ужасная.

Политик неторопливо сел напротив, внимательно изучая это неожиданно жалкое лицо. Белозеров продолжал, путаясь в словах и опуская голос до шёпота:

– Леонид… мой сын… студент, ты ведь знаешь. У них преподавательница есть, Ольга Герасимовна. Они решили проверить её на чипизацию, просто из любопытства. Молодёжь… глупость, энтузиазм…

Он задыхался, пытаясь оправдать случившееся, смягчить неизбежное слово – преступление. Глаза его бегали, пальцы нервно сжимались, будто он мог стереть услышанное от сына.

– Они ничего не планировали, – выдохнул Белозеров. – Всё случилось само собой. Глупость, дикая мальчишеская глупость. Просто сорвались.

Он замолчал, сглотнул и продолжил:

– Леонид… знаешь, как бывает: толпа, азарт, смех, разгорячённая юность. Преподавательница строгая, молчаливая, никаких лишних жестов. Их это задело. Не испугалась, не растерялась – и вывела их из себя.

Студенты переглянулись как стая: быстро и молча. Кто—то толкнул её к столу, кто—то схватил за запястья. В аудитории стало душно и горячо, будто перед грозой. Остальные сомкнулись инстинктивно. Леонид шагнул первым, словно проверяя границу дозволенного. Никто не остановил.

Он приблизился не к женщине, не к преподавателю – к цели. А потом изнасиловал.

Кадры быстро разошлись по сети, заразив студенческие чаты, телеграм—каналы, закрытые форумы. Их пересылали, обсуждали, приукрашивали. Стыд сменился жаждой зрелища. Позор стал модой, ужас – развлечением.

Затем присоединились другие: по очереди, медленно переступая грань. Один держал запястья, другой – плечи, третий гладил по спине, словно проверял, жива ли.

Аркадий не двигался, лицо его оставалось неподвижным. Белозеров сглотнул, кашлянул и продолжил:

– Дальше всё пошло по цепочке. Один за другим – кто с весельем, кто с испугом, кто просто не хотел оставаться в стороне. Никто не остановился, даже когда стало страшно, даже когда она замолчала. Даже когда стало очевидно, что это уже не игра.

На кухне слышно было, как стучат капли воды в раковине. Аркадий смотрел мимо Николая, в темноту за окном. Казалось, город знал обо всём, но не хотел вмешиваться.

– Потом наступила тишина. Жалобы она не подала, просто ушла с пары. А на следующий день всплыла её фамилия – Самойлова. Дочь той самой. И всё покатилось вниз. Дом – с обыском, в министерство – с требованием, в аппарат – с приговором. Меня увольняют. Леонида посадили. Аркадий…

Голос сорвался, и он прошептал почти жалобно:

– Ты же знаешь Лидию, ты с ней общался. Может, можно что—то объяснить, смягчить? Я умоляю тебя. У меня не будет сына, если никто не вмешается.

Аркадий молчал ровно столько, чтобы тишина стала невыносимой.

– Я попробую помочь, Николай. Но только при одном условии.

Фраза прозвучала, словно выключили свет – внезапно и резко, намекая, что разговор сейчас пойдёт иначе. Белозеров вздрогнул и распрямился, будто вспомнил о своей важности. Лицо чуть посветлело, в голосе появилась надежда, дрожащая, но цепкая:

– Конечно, конечно. Всё, что угодно, Аркадий. Проси. Я понимаю, ты человек тонкий, просто так не говоришь… Я готов. Скажи, что нужно.

Он улыбнулся нервно, как школьник, вызванный к доске. Поправил воротник, пригладил волосы, потянулся за невидимой ручкой, будто собирался записывать. Аркадий молчал, долго и пристально смотрел на него, словно разглядывал через стекло то, что уже утратило интерес.

– Освободи Ксению, – произнёс он.

Слова звучали спокойно, но в голосе ощущалась плотность, похожая на металл, прикрытый тканью. Белозеров замер. Лицо вытянулось, словно он потерял сразу несколько ключей от жизни. Он открыл рот, но не произнёс ни слова, затем шумно втянул воздух и быстро закивал, догоняя собственную мысль:

– Ксению? Ах, да, Ксению… Конечно, естественно, ради Бога. Ты понимаешь, это же формальность, бумажки – чепуха. Подпишу завтра… Нет, сегодня, прямо сейчас!

Он говорил всё быстрее, теряя контроль, будто от скорости слов зависела его жизнь.