Лесная обитель - Мэрион Зиммер Брэдли

что-то чрезвычайно важное, что-то, что ей непременно должно запомнить… но что именно? Время шло, Арданос куда-то исчез. Да что ей за дело до его слов? Ей чудилось, будто она парит над зеленой тьмой. Даже верхушки самых высоких деревьев остались где-то далеко внизу. Ее куда-то несли – кажется, на носилках, – затем опустили на землю и помогли встать. Она ощущала рядом присутствие Кейлин и еще чье-то, наверное, Латис. Поддерживая ее под руки с двух сторон, жрицы втянули Эйлан в торжественную процессию и повели к кругу факелов, опоясавшему священный холм.

Эйлан в достаточной мере осознавала происходящее, чтобы на миг отпрянуть при виде трехногого табурета. Есть какая-то причина, почему ей нельзя на него садиться: какой-то грех лежит на душе… Но прислужницы настойчиво влекли ее вперед, и Эйлан подумала, что, если не в силах припомнить своей вины, возможно, не так уж она и серьезна.

В жертву уже принесли священного быка – и люди вкусили его мяса. Жрецы разыграли ритуальное действо, в котором молодой бог отвоевывает урожай у старого. Теперь настала пора вопросить о знамениях для грядущей осени. На востоке вставала луна равноденствия – луна урожая, – золотая, как украшения Верховной жрицы.

«Призри на меня, Владычица, – с трудом подбирая слова, молилась про себя Эйлан. – Охрани и защити меня!»

Жрица-прислужница загодя вложила ей в руку маленький ритуальный кинжал – золотой, с изогнутым лезвием. Эйлан воздела клинок над головой – и одним быстрым движением вонзила его в палец. Она ощутила резкую боль; на подушечке пальца тускло блеснула густая кровь. Прислужницы подставили золотую чашу – три тяжелые алые капли упали в нее. Чаша была до краев полна водой из Священного источника, на поверхности плавали листья омелы. Не рука человека сажает это священное растение: омела растет между небом и землей и вбирает в себя саму суть молнии, ее породившей.

Чьи-то руки развернули Эйлан; она ощутила сзади под коленями твердый деревянный край табурета и села. На миг закружилась голова: жрецы подняли табурет и понесли ее к кургану. Жрицы-прислужницы отошли назад.

Друиды запели. Эйлан казалось, будто она падает или, наоборот, возносится ввысь – она улетала на крыльях песни куда-то за пределы обыденной действительности. И чего она так боялась? Здесь она парит в воздухе, не зная желаний, ни в чем не испытывая нужды, довольствуясь просто тем, что существует…

В глаза ей ударил слепящий свет факелов. Внизу, под холмом, собралась огромная толпа, но все лица расплывались, сливались в одно. Взгляды, устремленные на нее, ощущались как тяжкое, давящее бремя, силой возвращали ее в некое место, которое находилось в границах мира и все-таки не принадлежало ему.

– Дети Дон, для чего вы здесь? – Голос Арданоса звучал словно бы откуда-то издалека.

– Мы взыскуем благословения Богини, – откликнулся мужской голос.

– Так призовите Ее!

Ноздри Эйлан затрепетали: вокруг нее заклубился дым, напоенный тяжелым ароматом священных трав. Она непроизвольно вдохнула – и у нее перехватило горло; мир стремительно завращался, она едва не рухнула с табурета; словно со стороны она услышала свой собственный жалобный стон. Откуда-то снизу доносился тысячеустный гул: голоса взывали, взывали…

– Темная Охотница… Светозарная Матерь… Госпожа Цветов, услышь нас… Приди к нам, Владычица Серебряного Колеса…

«Я – Эйлан… Эйлан…» Молодая женщина, пронзительно вскрикивая, крепко цеплялась за свое истинное «я», в то время как молящие голоса звучали все настойчивее, накатывали на нее со всех сторон: их неодолимый натиск она ощущала как физическую боль. И в то же время позади нее – а может быть, изнутри нее – напирала, требуя впустить, иная сила. Эйлан сопротивлялась, тело ее сотрясали судороги, сдавливая и сминая ее собственную сущность; жрицу захлестывал ужас – она задыхалась. «Помоги!» – взывал ее дух.

Эйлан тяжело завалилась вперед: прямо перед нею мерцала вода. Голос, идущий словно бы из глубин ее естества, промолвил:

«Дочь моя, я всегда здесь, рядом. Чтобы увидеть Меня, тебе достаточно поглядеть в Священный источник».

– Посмотри в воду, Госпожа, – раздался властный голос где-то совсем рядом. – Загляни в чашу – и узри то, что явится твоему взору!

На растревоженной поверхности воды постепенно проступал чей-то образ. Рябь улеглась, и Эйлан увидела: в чаше отражается не ее лицо; эти черты были ей незнакомы. Она в панике отшатнулась – и снова послышался голос:

«Дочь моя, теперь отдохни. Дух твой в Моих руках».

Вместе с этими словами Эйлан захлестнула уже знакомая волна любви. Молодая женщина вздохнула – и так же доверчиво, как она некогда вручила себя Гаю, погрузилась в теплые, утешительные объятия Владычицы.

Словно издалека, со стороны, Эйлан почувствовала, как тело ее распрямилось – и вот она уже встала во весь рост, откинула покрывало и воздела руки к луне.

– Се, Владычица Жизни явилась к нам! – возвысила голос Кейлин. – Приветствуйте же ее!

Многоголосый гул нарастал, как прилив: волна подхватила Эйлан и унесла в те далекие пределы, откуда она могла с изумлением, но без страха наблюдать, как говорит и движется покинутая ею телесная оболочка.

Ликующие крики постепенно стихли. Верховная жрица снова опустилась на сиденье: божественная сущность, заполнившая ее бренное тело, с бесконечным терпением ожидала ответа от рода человеческого.

– Люди пришли к тебе с вопросами, – промолвил архидруид, и, поскольку обратился он к ней на древнем наречии Мудрых, Великая Богиня ответствовала ему на том же языке.

Задав очередной вопрос, жрец оборачивался к народу и говорил что-то на языке, всем понятном. Эйлан слушала из запредельной дали; ей казалось странным, что толкования друида – если это, конечно, и впрямь был перевод, – имели так мало общего с речами Богини. Это неправильно, так быть не должно, думала Эйлан. Но может быть, ей просто плохо слышно; кроме того, в тех далеких сферах, где она обрела приют, все это казалось совершенно неважным.

Вопросы следовали один за другим, но по мере того, как шло время, Эйлан осознала, что постепенно утрачивает четкость восприятия. Ей показалось, что Арданос, нахмурившись, склонился к ней.

– Владычица, мы благодарим тебя за твои речи. Пора тебе покинуть телесную оболочку, посредством которой ты возвестила нам свою волю. Хвала тебе и прощай! – Архидруид выловил веточку омелы из золотой чаши и окропил жрицу водой.

На мгновение Эйлан словно ослепла; тело ее забилось в судорогах. Ее пронзила острая боль, и под переливчатый перезвон серебряных колокольцев она погрузилась во тьму.

Первое, что услышала Эйлан, постепенно приходя в сознание, – это пение жриц. Эйлан знала этот гимн; кажется, когда-то его пела и она, но прямо сейчас все ее тело ныло, голова