Династия Одуванчика. Книга 4. Говорящие кости - Кен Лю

выводила последние слова; похоронила отца, едва с ним встретившись; вынудила брата – единственного своего родича – податься в бега; отправила любимую в путешествие, из которого той едва ли суждено вернуться… И вот сейчас, не далее как этой ночью, горько плакала, когда единственную дочь ее благодетельницы подвергли публичному унижению. Чувство беспомощности охватило Дзоми Кидосу, которая показалась себе жалкой неудачницей.

Она возвела взгляд к звездам.

«Тэра! О моя Тэра!»

Новое открытие прохода в Стене Бурь нарушило ее покой. Сама себе в этом не признаваясь, Дзоми в глубине души надеялась, что Тэра воспользуется шансом и вернется к ней, подобно тем посланиям, выгравированным на черепашьих панцирях. А когда ни один корабль не прошел через временный коридор и штормы вновь запечатали его, для Дзоми Кидосу словно бы померк последний проблеск надежды.

Она всегда знала, что надежда эта призрачна, нелепа, глупа, но любовь толкает нас на странные поступки.

Дзоми чувствовала себя одинокой и покинутой.

«Ах, Тэра! Почему ты не вернулась? Неужели забыла меня?»

Звезды расплывались у нее перед глазами, а земля под ногами качалась.

Две падающие звезды прочертили небо, словно блестящие плавники дирана разминулись друг с другом на морской глубине. То был знак.

Контуры самого прекрасного в мире лица проступили на фоне звезд, сладчайший из всех голосов вселенной заговорил с Дзоми через небесную высь.

То, что мы расстаемся, еще не означает, что наша любовь на этом заканчивается. И у тебя, и у меня много других любовей, великих романов, глубоких и сильных душевных пристрастий. Но это чувство для нас особое и всегда будет таким. Не важно, сколько пройдет времени или какое расстояние будет нас разделять, наша любовь останется все такой же настоящей. Мы дираны, проплывающие друг мимо друга в толще вод, но общая для обеих вспышка молнии будет озарять нам путь до тех пор, пока мы не окажемся в объятиях вечной бури.

Я люблю тебя, Дзоми, но таково мое желание. Пожалуйста, уважай его.

– Я тоже люблю тебя, Тэра, – прошептала Дзоми Кидосу, обращаясь к звездам.

И в этот миг она осознала с уверенностью, какой прежде не испытывала никогда в жизни, что Тэра жива, что ей удалось остановить новое вторжение льуку и что она осталась в Укьу-Гондэ, поскольку ее миссия еще не закончена.

Волна могучей силы наполнила Дзоми с головы до пят.

«Мы вплетены в сеть многих наших любовей, а не одного великого романа. Тэра исполнила свою роль, а как насчет меня?

Мы – это Дара. Дара – это мы. Идет война, а мы еще даже не начали сражаться».

Дзоми Кидосу более не сомневалась в том, что по-прежнему верит в идеалы, одержима мечтой о свободе, любит народ Дара. Фиро, Тан, Рати, Види, Мота, Арона… – так много друзей сражаются бок о бок с ней. Она не одинока.

«Действия определяют идеалы. Если измена – единственный путь к мутагэ, то я пойду на измену».

Дзоми решительно миновала ворота и вошла в Коллегию адвокатов. Настало время обратить во благо унижение, которое пережила Айя Мадзоти в Гинпене.

Наступил вечер, Джиа шла по улицам Пана.

Длящийся целую неделю Праздник фонарей сегодня, на третий его день, был в самом разгаре. Повсюду вокруг Джиа видела яркие красивые фонари всех форм и расцветок: они свисали с конька каждой крыши, с каждого дерева и с каждой притолоки над дверью, мелькали в руках у бегущих детей, на оглоблях катящихся экипажей. Одни фонари при этом крутились, другие раскачивались, а третьи поднимались в воздух, как миниатюрные воздушные шары, удерживаемые бечевкой. Многие из них были раскрашены, и картинки, основой для которых стали исторические и мифологические сюжеты, частенько служили логограммами-шарадами. Тот, кто правильно расшифровывал такую логограмму, получал приз.

Из-за расставленных вдоль улиц прилавков продавцы зазывали к себе любующихся фонарями прохожих и всячески их искушали, предлагая разные вкусности: засахаренные обезьяньи ягоды, холодный суп из семян лотоса, бараний шашлык на манер льуку, но приправленный специями с Дасу (видимо, его приготовили беженцы)… Теплый весенний ветер, еще хранящий намек на холод, доносил до Джиа будоражащие аппетит ароматы.

В Празднике фонарей принимали участие абсолютно все: и обитатели роскошных особняков, и те, кто ютился в убогих хижинах. Снимающие комнату или угол рабочие вскладчину покупали фонари и обращались к писцам на рынке, чтобы те за пару медяков составили для них простенькую шараду. Богатые купцы соперничали между собой, кто устроит более красочное представление, украшая изогнутые крыши домов сотнями, а то и тысячами фонарей (в том числе и такими, где использовались шелкокрапинные свечи) и представляя изысканные логограммы-загадки, разработанные высокообразованными фироа или даже придворными сановниками.

То был праздник прихода весны, возвращения света и вечного круговорота великой тайны, которая называется жизнь. Разгадать загадку логограммы означало символически пробиться через ледовый покров смерти и заново выпустить росток души.

«Это очень странно, – подумала Джиа. – Мне казалось, что уже наступило лето. Какой может быть Праздник фонарей?»

Она остановилась возле большого фонаря, вращающегося перед фасадом портняжной мастерской. Стайка подростков лет пятнадцати-шестнадцати, разодетых в переливающийся шелк и с нефритовыми заколками в волосах, разглядывала фонарь, пытаясь разгадать логограмму. За фонарем сидела старуха, явно хозяйка заведения.

Рисунки на сторонах шестигранного фонаря представляли собой картины опустошения. Трупы лошадей и солдат, которыми было усеяно все поле битвы, перемежались брошенным оружием и обломками осадных машин. Посередине стоял одинокий воин в сбившихся набок доспехах, тело его было покрыто ранами. Он держал под уздцы коня.

– Есть какие-нибудь догадки? – спросила у остальных одна девочка. Две красные жемчужины, каждая размером с перепелиное яйцо (наверняка украшение это стоило немало золота), болтались у нее в ушах. Она посмотрела на рослого юношу, одетого в ярко-желтую мантию из атласного шелка. – Только, чур, пусть Мосоа помалкивает. А то он слишком быстро соображает.

Прочие парни и девушки принялись высказывать соображения:

– Одиночество!

– Терпение!

– Скорбь!

При каждом очередном ответе пожилая женщина отрицательно качала головой.

Джиа сама задумалась над загадкой. Как правило, шарады для Праздника фонарей основывались на пожеланиях удачи, здоровья, благополучия, множества детей и прочего. Навеваемое изображенной здесь сценой уныние не вписывалось в праздничный настрой.

– Ренга, а вы хорошо выглядите.

Услышав знакомый голос, Джиа резко повернулась. Стоявшая рядом женщина средних лет была лысой, мускулистой, не очень высокого роста. Со смуглого, покрытого легкими морщинами лица на нее смотрели ясные проницательные глаза.

– Гин! – вырвалось у императрицы.

Теперь она сообразила, почему разгуливает по улицам Пана без свиты и никто не обращает на нее внимания. Это происходит не наяву.

Джиа никак не