Династия Одуванчика. Книга 4. Говорящие кости - Кен Лю

были похоронены некоторые ветераны битвы в заливе Затин. Изначально предполагалось возвести здесь мемориал, но планам этим не суждено было осуществиться. Надгробия были дешевыми и простыми, крошечные алтари стояли без подношений. Регент не позволяла министерству церемоний выделять средства на их содержание.

Джиа осторожно подошла к Гин со спины:

– Ты сердишься?

Маршал не соизволила повернуться. Императрица терпеливо ждала.

Когда Гин наконец заговорила, голос ее звучал глухо:

– Нет. Сердце мое наполняет печаль, а вовсе не злоба.

– Печаль о твоих товарищах?

Гин мотнула головой:

– Любой, кто идет на войну ради своего дома и родной страны, знает, что всегда найдутся люди вроде Мосоа. Солдаты рискуют жизнью и здоровьем не потому, что ждут благодарности, но потому, что так правильно. Я печалюсь о Мосоа, ибо мальчик, не понимающий цены, которую платят другие за его жизнь и свободу, никогда не станет мужчиной. Он, по сути, даже хуже раба, поскольку поработил себя сам и добровольно продал свою душу, а такое ни один завоеватель не в силах сотворить с человеком без его на то согласия.

Джиа вздохнула:

– Я боялась, что именно так ты и подумаешь. Но для Дара лучше десять тысяч трусов, подобных Мосоа, чем одна воинственная душа вроде тебя.

Гин резко повернулась:

– Джиа, ты ведь некогда была достойной императрицей Дара. Что произошло? Неужели ты так боишься льуку?

– В былые времена я спокойно смотрела на Танванаки, восседающую на гаринафине, готовом испепелить меня, и сейчас вполне могу сделать это снова, коли придется.

– Выходит, все дело в Тиму? – Маршал прищурилась. – Ты боишься, что война повредит ему?

Джиа рассмеялась, сухо и зло:

– Будучи призраком, порожденным моим умом, Гин, ты должна бы понимать, что я и так уже подвергла сына значительно большей опасности, чем та, которой бессердечная змея подвергает своих червячков-малышей. Да если уж на то пошло, то я о твоей дочери Айе забочусь лучше, чем о своей плоти и крови. Неужели ты так плохо обо мне думаешь, Гин? Подобная мелочность тебе не к лицу.

– Тогда в чем же причина? Почему ты урезала пенсии ветеранам и допустила, чтобы их могилы оказались заброшены? Почему сократила армию, флот и воздушные силы так, что от них остался один лишь скелет? Почему препятствуешь Фиро, постоянно ставишь ему палки в колеса и умоляешь льуку о несправедливом мире? Почему ты не сражаешься с ними?

– Потому что льуку нельзя победить.

– Что?! Да ты никак забыла про битву в заливе Затин?

– Одно-единственное сражение – это еще не война.

– Война – это просто сумма множества отдельных сражений.

– Ты рассуждаешь как тактик, – возразила Джиа. – Но, даже выиграв каждую битву в отдельности, можно проиграть войну в целом. Тэра лишила льуку надежды на подкрепление и тем самым сдержала агрессию Кутанрово и ее непреклонных сторонников в Неосвобожденном Дара. Мир способен стать прочным. Я не перечеркну то, чего добилась моя дочь, поставив на кон все ради бездумной, бессмысленной попытки сопротивления, которая наверняка приведет лишь к смертям и страданиям.

– Я совершенно тебя не понимаю. Тэра дала тебе идеальную возможность нанести удар.

Джиа тяжело вздохнула:

– Ты помнишь, почему Куни предпочел стать заложником льуку на перевале Надза, вместо того чтобы сбежать на воздушном корабле?

Гин промолчала. Ужас того дня, когда гаринафины уничтожили своим огнем сотни крестьян, было невозможно выразить словами.

– Льуку превратили Руи и Дасу в один громадный военный лагерь и поработили все население, – сказала Джиа. – Вторжение нашей армии приведет к тому, что сцена на перевале Надза повторится сотни, нет, даже десятки тысяч раз. Все обитатели тех островов – тоже часть народа Дара, заложники.

– Но разве, поняв, что поражение неизбежно, льуку не сдадутся?

– Если ты и впрямь так думаешь, то совершенно не понимаешь характер льуку, – заявила императрица. – Короли Тиро и даже Гегемон, при всей их гордыне и амбициях, в конечном счете рассматривали себя как представителей народа Дара. А вот про льуку этого сказать нельзя. Да они предпочтут перебить все находящееся под их контролем население, но не сдаться. Среди них не найдется Джидзу или Тиму. Люди Дара – это не их народ, и в сердцах льуку слишком много чужой истории, слишком много ненависти и страха, чтобы это изменить. Они станут измерять свой успех не выигранными сражениями, а числом дара, которых способны уничтожить, прежде чем лишатся возможности убивать.

Гин содрогнулась:

– Ты говоришь о великом зле.

– Так оно и есть. Да, это зло, которому мы не способны противостоять, ибо уплатим в таком случае слишком высокую цену.

– И что, нет никакой надежды?

На миг Джиа почти захотелось открыть Гин свой секрет. Это ведь только сон, и какой вред может последовать оттого, что ты сообщишь тайну частице собственного воображения?

Но затем Джиа решительно подавила этот порыв. Она – императрица-регент, хранительница печати Дара. За ней постоянно наблюдают, следят, шпионят. Даже бормотание во сне способно выдать ее и поставить под удар все, над чем она так долго и напряженно трудилась.

А потому она предпочла промолчать.

– Итак, ты платишь за мир, – продолжила Гин, – задабриваешь льуку, чтобы те сохраняли жизнь заложникам. Ты ждешь в расчете, что что-то изменится.

Джиа кивнула:

– Верно. И дабы преуспеть, мне необходимо искоренить из голов подданных саму мысль о вторжении на Руи и Дасу. Патриотизм подобен огню, это опасное чувство, способное вырваться из-под контроля, стоит только подбросить дров. Если Трон Одуванчика проводит военные парады в Пане, если имперские воздушные корабли реют над храмами во время жертвоприношений, если знамя Дара развевается над государственными зданиями и площадями, если ветеранов уважают и чествуют на праздниках, если песню Имури хором исполняют как гимн перед имперскими экзаменами, – тогда народ естественным образом будет готов подняться на войну, невзирая на цену, которую придется за нее заплатить. Вот почему я планомерно душу армию, не проявляю заботы о ветеранах, не даю хода отчетам о страданиях жителей Неосвобожденного Дара, приставляю к боевым командирам надзирателей из числа штатских… Нельзя позволить народу Дара думать, будто нашим ответом льуку может стать война.

– Ты всегда с подозрением относилась к генералам Куни, – заметила Гин. – Но обращаться со своей армией как с вражеской… культивировать презрение к ветеранам и незаслуженно обижать их… Не кажется ли тебе, что ты уже зашла слишком далеко? Всему есть предел. Как бы твоя политика в конце концов не обернулась против тебя.

– Да, порой я перегибаю палку, – признала Джиа. – Но недостаток вложений в оборону можно легко наверстать. Если вдруг положение станет критическим, то всегда найдется немало отважных мужчин и