Династия Одуванчика. Книга 4. Говорящие кости - Кен Лю

Императрица дочитала последний свиток и заметила:

– Пусть эти петиции подписаны разными людьми, но приведенные в них доводы указывают на весьма примечательное единство.

Кого Йелу слегка поклонился. И подтвердил:

– Члены Коллегии адвокатов работают сообща.

Джиа невесело хмыкнула:

– Кто-то явно подпитывает их аргументами. Некий лукавый законник, которому нравится в поисках хитроумных юридических зацепок рыться в пыльных, изъеденных червяками манускриптах.

– Прецедент, созданный Ютефадой из Аму, может иметь силу закона, – произнес Кого ровным тоном.

– Нет такого понятия как «закон», когда речь идет об отношениях между государствами, – заявила Джиа, и в голосе ее послышалась резкая нотка. – Все, что в данном случае имеет значение, – это сила. Думаешь, льуку есть дело до каких-то там «прецедентов», созданных мелкими государствами Тиро? Договор подписан – конец дебатам.

– Льуку-то, может, дела и нет, – промолвил премьер-министр гладким, как поверхность воды, голосом, – но вот Двору Одуванчика есть. Часть министров и все генералы склоняются к мнению, что поскольку договор не был доставлен в Крифи, то дебаты продолжаются.

– Ну и какой прок спорить дальше? – Джиа вздохнула. – Мы уже выслушали все, что стоило услышать. Дискуссия закончена.

– Но только не для тех, кто принимает в расчет новый довод. – Он кивнул на кипу свитков.

– Нет там никаких новых доводов. Большинство петиций вращается вокруг одной темы: желание меньшинства жить в мире и спокойствии не должно перевешивать стремления большинства к справедливости. Это не более чем лукавый способ исказить мои слова и облечь старый аргумент в новые одежды.

– Однако ныне этот аргумент снискал невиданную прежде поддержку, – заметил Кого. – Народ бурлит. Адвокаты живо описывают масштаб и накал протестов, остановивших в Гинпене принцессу Айю.

– Эта глупая девчонка сама во всем виновата! – отрезала Джиа. – С чего ей вдруг приспичило маршировать по улицам Гинпена, словно она вернулась из победоносного похода? Ясное дело, она превратила себя в удобную мишень, подходящую жертву для политической драмы. Надо было действовать неприметно, под покровом тайны…

Премьер-министр покачал головой:

– Не стоит винить Айю. Сообщества ветеранов по всему Дара объединились в противодействии новому мирному договору, их поддержали многие ученые…

– Вот не зря эти ветераны с самого начала не внушали мне доверия, – сказала Джиа. – Нетрудно догадаться, кто стоит за протестами в Гинпене.

Когда пару лет назад по всему Дара стали множиться ветеранские организации, в сердце Джиа пробудились подозрения, и она приказала секретарю предусмотрительности присмотреться к ним. Дзоми доложила, что не обнаружила ничего противозаконного. Не удовлетворившись, Джиа попросила Кого провести расследование, но тот сослался на недостаток людей и заявил, что не считает себя компетентным в подобных вопросах. Императрица была не прочь взяться за дело лично, при помощи «плавников дирана», но, к несчастью, Ви и Шидо были тогда очень заняты: они как раз заключали тайную торговую сделку с Тифаном Хуто.

– Даже если кто-то манипулирует ветеранами, это еще не означает, что их чувства не искренни, – высказал свое мнение Кого. – Заманить всю рыбу в одну вершу можно только при условии, что река уже полна рыбы.

– Кучка ветеранов едва ли представляет собой глас народа. Я пекусь о благе Дара и не сойду с верной тропы из-за жалкой кучки недовольных старых солдат…

– Тут кроется нечто большее, – возразил премьер-министр. – Народ Дара вещает через множество каналов: члены Коллегии адвокатов засыпают ваш стол петициями; сотни ветеранов клянутся, что не проглотят даже рисового зернышка, пока вы не измените своего решения; монахи и монахини докладывают о замеченных в небе и в море дурных знамениях, указывающих на недовольство богов новым договором; пятьдесят восемь министров стоят в этот самый миг на коленях в Большом зале для приемов, умоляя вас возобновить дебаты на официальном заседании двора; докеры и студенты в Гинпене живой цепью опоясали городские пристани и клянутся остановить любого, кто попробует подняться на корабли податного флота; старейшины рыбачьих деревень на северном побережье организовали блокаду гинпенского порта и обещают таранить своими шаландами любой корабль с данью, который попытается отплыть; в Боаме, Диму, Сарузе, Мюнинге и других городах толпы народа собираются у правительственных зданий, распевая песни из патриотических опер…

Императрица Джиа бросила на Кого сердитый взгляд и произнесла медленно, тщательно выговаривая каждое слово:

– Не хочешь ли ты сказать, что люди взбунтуются, если я откажусь удовлетворить их требования? Это угроза мятежа? В таком случае речь идет о государственной измене.

Он помотал головой:

– Протесты продолжают носить исключительно мирный характер. Если рассуждать о мятеже или государственной измене, то это, так сказать, мятеж в рамках закона. Люди не угрожают, но умоляют вас пересмотреть собственное решение. Когда интересы меньшинства противоречат интересам большинства, меньшинству следует уступить.

Джиа смежила веки.

«Ну и кто в данном случае есть большинство, а кто меньшинство?

Возможно ли взвесить страдания народа, словно рыбу?

Кто будет говорить от имени лишенного голоса народа Неосвобожденного Дара? Кто выступит адвокатом от лица заложников, которых вот-вот принесут в жертву так называемой справедливости? У них ведь нет возможности пройти по улицам, распевая патриотические песни; они не могут произносить зажигательные речи или вести юридические прения. Все, что им остается, – это выживать и надеяться.

Да, сейчас и впрямь многие заговорили, но еще больше людей хранит молчание. Глас народа распознать столь же трудно, как и волю богов.

Легко заявлять, что живущие свободно обязаны сражаться за тех, кто страдает под гнетом тирании и угнетения, – но что проку в свободе, если те, кого ты стараешься сохранить, погибнут?»

И Джиа предприняла последнюю попытку:

– Ты не хуже меня знаешь, почему мир – единственный наш курс. Недаром ведь ты поддерживал меня в борьбе против Фиро все эти годы. Разве что-то изменилось?

– Нельзя не прислушиваться к гласу народа, – ответил Кого. – Мы с вами стараемся сохранить мир, думая, что поступаем так ради общего блага. Но мы уже не молоды, и, быть может, мудрость наша перестала отвечать требованиям времени. Могли ли вы предугадать, что, вопреки всем нашим попыткам подавить патриотизм, это чувство разгорится таким жарким пламенем? Поверить, что наперекор нашему стремлению построить всеобъемлющее государственное здание люди начнут создавать общественные институты в обход бюрократии? Мир продолжает удивлять нас, ибо он вечно юн, тогда как мы сами с каждым прошедшим днем приближаемся к могиле. Так как же можем мы быть уверены в будущем? Откуда происходит наше знание, что льуку никогда не сдадутся? Почему мы априори считаем, что покоренное население Дасу и Руи не сможет успешно восстать, когда мы нападем? По какой причине заведомо считаем, что