Берсеркер: Маска Марса. Брат берсеркер. Планета смерти - Фред Сейберхэген

демоническое создание остановилось. Оно было выше Номиса – чтобы посмотреть на колдуна, демону пришлось наклонить свой безволосый череп, державшийся на тонкой жгутообразной шее. Номис собрал всю свою силу воли, чтобы не сбежать, и остался стоять, где стоял, и даже осмелился взглянуть в мутные кристаллы, заменявшие демону глаза. С одного из костлявых пальцев упала капля воды, ослепительно сверкнувшая в солнечных лучах. Только когда порождение бездны шагнуло к нему, Номис вспомнил, что надо бы усилить защитный круг, начертанный мелом на базальтовой площадке. Он тотчас же провел вокруг себя рукой и пробормотал охранительное заклинание.

А потом вспомнил о том, что надо закончить столь успешный заклинательный ритуал:

– Ты будешь подчиняться мне во всем, ты будешь мне служить, пока я не освобожу тебя! И первая служба такова: открой мне, как уничтожить моего врага!

Сверкающие челюсти не пошевелились, но из черного четырехугольника, расположенного там, где должен был быть рот, раздался дрожащий голос:

– Твой враг – Эй. Сегодня он сошел на этот берег.

– Да, да. Раскрой мне тайну его смерти!

Если бы даже берсеркер не убил подставного Эя сам, а приказал сделать это кому-нибудь другому, люди будущего все равно отследили бы через мониторы причинно-следственную цепочку и вышли бы на машину-убийцу.

– Ты должен привести сюда своего врага Эя, живого и невредимого, и отдать мне. И больше ты никогда его не увидишь. Если ты это сделаешь, я помогу тебе достичь всего, чего ты пожелаешь.

Мысли в голове Номиса понеслись вскачь. Он всю свою жизнь ожидал такого случая, как этот. И не собирался оплошать, не собирался позволить, чтобы его обвели вокруг пальца, облапошили, как деревенского дурачка. Выходит… Эй нужен демону живым! Это может означать только одно: между проклятым морским бродягой и этим порождением бездны существует магическая связь. Неудивительно, что Эя поддерживают злые духи моря – стоит только вспомнить, скольких людей отправил на корм рыбам этот морской разбойник. Значит, на его жизнь, скорее всего, наложены чары.

Номис заговорил резким и хриплым голосом:

– А что такое Эй для тебя, демон?

– Враг.

«Что-то не похоже!» – Номис едва удержался, чтобы не сказать вслух эту язвительную фразу. Он внезапно понял, что демон из моря может охотиться и за его, Номиса, душой и телом. Однако Номис был надежно защищен своими заклятиями и охранительным кругом. Выходит, демон явился, чтобы защитить Эя. Но Номис не позволит проклятой твари догадаться о том, что он разгадал ее подлые замыслы. Пока не время. Перед ним открывались такие редкостные возможности, ради которых стоило пойти на любой риск.

– Внемли же, низкая тварь! Я сделаю так, как ты хочешь. Сегодня в полночь я притащу сюда твоего врага, связанного и беспомощного. А теперь иди прочь – и возвращайся в полночь. И будь готов исполнить все, что я пожелаю!

Вечером Мэтт прогуливался с принцессой Аликс вдоль крепостной стены и смотрел, как на небе, одна за другой, загорались звезды. Придворные дамы и фрейлины толпились где-то неподалеку, но из вежливости не приближались и даже не показывались.

Мэтта занимали только его собственные мысли, это было понятно сразу. После нескольких неудачных попыток завязать беседу Аликс спросила напрямик:

– Я не нравлюсь вам, мой лорд?

Мэтт остановился и повернулся к ней.

– Поверьте, принцесса, вы мне очень нравитесь. – Это на самом деле было так. – И если мысли мои бродят где-то вдали, то только потому, что я не могу расстаться с ними.

Аликс улыбнулась с искренним сочувствием. Люди будущего вовсе не считали, что нареченная короля Эя так уж хороша собою. Но Мэтт всю свою жизнь видел красивых женщин только загоревшими до черноты, закопченными от дыма костров, обветренными и грязными. И эта девушка из третьего – для него – мира показалась ему прекрасной.

– Может быть, вы расскажете мне, лорд, какие заботы гнетут вас и заставляют ваши мысли блуждать где-то далеко?

– Во-первых, человек, которого я ранил. Не очень-то хорошее начало, правда?

– Эти слова показывают благородство вашей души, мой лорд. Мне очень приятно, что вы оказались гораздо добрее и мягче, чем можно было ожидать.

Аликс снова улыбнулась. Несомненно, принцесса понимала, что Эй беспокоится о Юнгафе в основном по политическим соображениям, но, конечно же, она не могла представить себе, насколько важна эта политика. Аликс заговорила о том, что способна сделать она сама, о людях, с которыми она может поговорить, чтобы положить конец ссоре между новым королевским домом Эя и домом Юнга.

Мэтт слушал, что говорит ему девушка, смотрел на нее и думал, что смог бы стать настоящим королем, если бы рядом с ним была такая королева. Он не станет Эем. Мэтт понимал теперь – как наверняка понимали и люди будущего, – что ни один человек не может прожить чужую жизнь. Но, изображая Эя, Мэтт мог, по крайней мере, стать таким королем, который сумел бы достойно послужить человечеству.

Он спросил:

– А я нравлюсь вам, принцесса?

Очаровательные глаза принцессы вспыхнули ярче обычного, в них засветились теплые огоньки, обещая очень многое… Аликс повернулась к Мэтту… Но тут, безошибочно угадав момент, показались дуэньи принцессы и почтительно сообщили, что уже поздно и госпоже пора отправляться на покой.

– Что ж, до утра, – сказал Мэтт и в лучших манерах того времени поцеловал принцессе руку.

– До утра, мой лорд.

И Аликс в сопровождении своих дам удалилась. Но прежде чем принцесса скрылась из виду, она быстро обернулась и подарила Мэтту еще один многообещающий взгляд.

Мэтт остался один. Он смотрел вслед принцессе и мечтал о том, чтобы видеть ее каждое утро, хоть десять тысяч раз. Потом снял шлем и взъерошил волосы. Переговорное устройство все еще молчало. Мэтт понимал, что надо бы связаться с Управлением и доложить о том, что здесь произошло.

Но вместо этого он снова надел шлем (Эй носил его постоянно, как часть одежды) и пошел вниз, к жилым помещениям замка. Оказавшись внизу, Мэтт направился к комнате, в которую поместили раненого Юнгафа. Его поручили заботам придворного лекаря. Через дверной проем Мэтт увидел, что у постели раненого дежурят двое родственников, и замешкался, не зная, стоит ли заходить. Но когда родичи Юнгафа заметили Мэтта, то сами пригласили его войти, заговорив с ним спокойно и вежливо. Похоже, никто из дома Юнга не таил на него зла за победу в поединке.

Юнгаф, бледный и задумчивый, дышал тяжело и хрипло, в горле раздавалось клокотание. А когда он поворачивался на ложе, чтобы сплюнуть кровь, повязка отходила от раны и там тоже выступала кровавая