Светоч Йотунхейма - Елизавета Алексеевна Дворецкая

К тому времени Рагнхильд уже изрядно замерзла и стояла, обхватив себя за плечи, но теперь ее снова охватила дрожь, идущая изнутри. Это что… она смотрит на свой собственный курган? Под толщей холодной земли лежит в резной повозке, запряженной двумя мертвыми лошадьми, она, Рагнхильд, дочь Сигурда Оленя?

От потрясения закружилась голова. Родичи сочли ее мертвой, не надеясь, что она вернется?

Или она, Рагнхильд дочь Сигурда, и правда умерла?

И стоит здесь сейчас бесплотным духом? Призраком?

Но почему так холодно? Разве призраки мерзнут?

Еще как мерзнут – в земле холодно, а кровь их больше не греет.

Рагнхильд оглядела себя, ущипнула за руку. По всем ощущениям она была жива. Да и побывала она в Йотунхейме, а не в Хель. Матушка Идис вовсе не похожа на ту великаншу у моста… Так что все это значит?

Она еще раз огляделась. Побуревшая трава, желтые листья на кустах… Желтые? Прошлогодние? Ведь еще только весна…

Но уж очень холодно. Глупо мерзнуть, держа в руках кафтан на куницах. Рагнхильд надела кафтан, а потом устремилась по знакомой тропе к усадьбе. Сильнее холода ее мучило желание поскорее разобраться, куда она попала и что здесь происходит.

Во двор родной усадьбы Рагнхильд вступала, как в ворота Хель, не зная, что здесь найдет и как ее встретят. И ожидания ее оправдались. Первыми ее заметили служанки, мывшие подойники: на миг застыв с открытыми ртами, они с визгом кинулись бежать, так что мокрые подойники раскатились по всему двору. Рагнхильд оглядывалась и везде натыкалась на вытаращенные, испуганные глаза работников. «Я жива!» – хотела она сказать, но язык не слушался, горло стиснула судорога.

Она успела сделать несколько шагов, когда на пороге дома показался Сигурд Олень. Его изумленный взгляд устремился к Рагнхильд.

– Я жива! – с усилием сглотнув, выдавила она. – Отец… Я видела курган! Но я жива… Правда…

– Рагнхильд…

Сигурд подошел к ней, оглядел с головы до ног, отметил кафтан… В его янтарных глазах заблестели слезы, лицо раскраснелось.

– Я жива… – повторяла Рагнхильд, в глубине души желая, чтобы ей это подтвердили. – Вы что, меня похоронили? Нет, отец, я не умерла, я побывала в Йотунхейме…

Сигурд подошел ближе, коснулся ее плеч, волос, потом лица. Оглядел ее новое платье под кафтаном. Задержался взглядом на золотых украшениях, незнакомых ему.

– Она знала…

– Что знала?

– Что ты вернешься. Приказала… чтобы положили кафтан. Она говорила: ей будет холодно, она замерзнет, нужно, чтобы ей отнесли кафтан.

– Кто? – Рагнхильд решилась взять отца на руку. – Где матушка? Где Гутхорм? Его освободили?

– Нет. Гутхорма увезли в Вестфольд. Я хотел собрать людей и пойти освободить его силой, но она запретила мне. Сказала, с ним ничего худого не случится, а я должен ждать твоего возвращения. Сказала, что я буду должен защитить тебя. И я повиновался. Я все сделал, как она сказала. Я сам отнес туда, к тролльборгу, твой кафтан, потом вернулся и сказал ей, что кафтан тебя ждет… И той же ночью… перед рассветом…

Сигурд не мог продожать: его лицо застыло, он сглотнул и отвел глаза.

– О чем… ты… говоришь? Где матушка?

Рагнхильд едва ворочала языком и держалась за руку отца: от ужасного предчувствия у нее ослабели ноги.

– Твоя мать… – Сигурд не смотрел на нее. – Она умерла… в месяц жатвы. С самой весны она каждый день ходила к этому проклятому тролльборгу. Все ждала тебя. Говорила, что однажды ты вернешься. Возвращалась поздно. Слишком много сидела на земле. Подхватила лихорадку. И все твердила, чтобы я отнес кафтан – мол, Рагнхильд вернется, она замерзнет. Я думал, она уже бредит… а вот. – Сигурд прикоснулся к оторочке из светло-бурого меха.

– Так это… ее курган? – Он жуткой мысли Рагнхильд оледенела, заболели глаза. – Ма… матушки?

– Да. И кафтан я переложил к нему поближе, чтобы она видела… ее воля исполнена…

Рагнхильд обошла отца и устремилась в дом, будто хотела убежать от страшной вести. Не то чтобы она ему не верила… Просто не могла поверить, пока не убедится… Она ворвалась в женский покой, заглянула в родительский спальный чулан. Отметила, что исчезло красно-белое тканое одеяло и два цветных ковра – один был работы самой Тюррни, другой привезли от сарацин. Ткацкий стан исчез, часть прядильных орудий тоже. Исчезло кое-кто из посуды: любимые матерью резные блюда, привезенное из Ирландии ведерко для подачи пива на пирах – с оковкой из брнзовых полос, с литой фигуркой человечка, что сидел возле дужки, подогнув ноги. Обитый кожей ларь с одеждой Тюррни. Все это она забрала с собой на тот свет. И еще Бьёрг: немолодая преданная служанка решила, что для нее наилучшим будет не дожидаться убогой дряхлости, а войти в палаты Фрейи вместе со своей госпожой и продолжать ей служить там.

Как сумасшедшая, обежала Рагнхильд весь дом, остановилась перед очагом. Со всех сторон на нее смотрела челядь, взгляды были изумленные, испуганные, а иные – сочувствующие. Веря своей госпоже, возвращения Рагнхильд ждали и теперь понимали, почему она так мечется.

В доме матери нет, искать ее больше негде… она там, под тем курганом… в резной повозке с двумя мертвыми лошадьми, что увезли ее в Хель… Осознав это, Рагнхильд наконец разрыдалась от невыносимого чувства потери – и обиды. Хотелось кричать во весь голос, чтобы боги услышали, какая несправедливость здесь совершилась. Если бы не ее злополучное исчезновение, Тюррни была бы жива! А пока она блуждала по Йотунхейму, ее мать умерла, а она с ней даже не простилась!

Сигурд вошел в дом вслед за Рагнхильд и обнял ее. Она прижалась к его плечу, вдохнула знакомый запах и разрыдалась еще пуще. Мир принимал привычные очертания, больше она не сомневалась, что вернулась домой – но как ужасно изменился сам дом!

В месяц жатвы, отец сказал?

Вспомнился пронзительный холод равнины, жухлая трава и желтые листья на кустах…

– А сейчас… сейчас… – задыхаясь, пробормотала Рагнхильд. – Сколько… как долго…

– Тебя не было полгода, дорогая моя девочка! – Сигурд гладил ее по голове, и радуясь, что хотя бы дочь вернулась, и заново переживая их общее горе. – Сейчас «осенний месяц». Так ты провела это время… в Йотунхейме?

Прядь 47

Близился «кровавый месяц», когда во всех усадьбах забивают лишний скот, заготавливают мясо на зиму и отмечают ее приход обильными пирами. Хальвдан собирался встречать этот праздник в Вестфольде, в усадьбе Сэхейм –