Зловещие топи - Виолетта Орлова

же поспешно уходили, словно больше их ничего не интересовало. Зато тетушка Ритулия, будучи страстной охотницей до слезных мелодрам, полюбила подолгу сидеть на его постели и смотреть на него столь трагическим взглядом, что бедный Тин потом часами мучился в догадках – то ли у печальной родственницы все так плохо, то ли у него самого дела идут не очень.

Близкие вдруг резко переменились к нему, сделались такими чужими, неродными, что бедный юноша терзался от мысли: нет ли в том его собственной вины? Тин решительно ничего не понимал. Да, он сильно отравился в дороге, долго болел, страдал лихорадкой, однако теперь юноша чувствовал себя прекрасно. Почему же его по-прежнему держат в больнице и пичкают лекарствами, от которых все время хочется спать? Но самое главное, почему его не навещают друзья? Люди, которых он более всего мечтал увидеть, лежа на своей раздражающе белой и безукоризненно чистой постели. Неужели про него забыли?

Но нет, такого быть не могло! Артур скорее забыл бы про самого себя, нежели про своего лучшего друга. Так в чем же дело? Тин уже не раз спрашивал отца, однако тот всегда очень чудно реагировал на подобные, вполне естественные вопросы – как-то странно сжимался, пригибался на ногах, бледнел и начинал отнекиваться. В те моменты голос его становился ниже на несколько октав, звуча как ненастроенный инструмент, а потом родитель и вовсе испуганно замокал. Тин терялся в догадках, мучился, умолял его рассказать, что происходит, однако когда сын бывал слишком настойчив, Дорон просто выходил из палаты, не желая ничего объяснять.

Во всем этом присутствовала какая-то неразрешимая загадка, тайна, над которой Тин уже немало поломал себе голову. Мальчик совершенно не помнил тот переполох, который он учинил в своем гнездиме в день возвращения. Предался забвению и коварный Тахир Кремлек, чье имя до смерти напугало Дорона. Лишь совместное путешествие с друзьями до Тимпатру светило в голове Тина подобно солнцу; мальчик помнил малейшие детали, вплоть до пеммикана, которым он кормил своих спутников. Благородный образ Артура, светлый – Даниела, чуть более смазанный – Тода, прекрасный – Дианы, геройский – Инка, преданный – Рикки, страстный – Кирима и Тиллиты – все участники их совместной экспедиции очень ярко проявлялись в сознании юноши, покуда он в полном одиночестве скучал в палате до того момента, как медсестра не вколет ему очередное лекарство.

Но вот возвращения домой, Тин, увы, совсем не помнил. Будто кто-то специально удалил эту информацию из его головы, посчитав ее ненужной. Именно из-за этого пробела в памяти юноша мучался более всего. Сперва он надеялся, что друзья придут и разъяснят ему всю ситуацию, однако чем больше проходило времени, тем меньше становилась его надежда, покуда и она и не истлела, как уголек в потухшем костре.

Впрочем, вскоре статичное положение его наконец изменилось. Об этом Тин догадался сразу же, как увидел своего лечащего врача. Тот редко бывал у пациентов в силу великой занятости, но сегодня решил лично почтить Тина своим присутствием. Блистательный доктор ворвался к нему в палату, как легкий оюньский ветер – стремительно и беспечно. Лицо его не теряло благожелательности; оно было добрым, успокаивающим, внушающим надежду. Он энергично и живо двигался, на ходу помогая себе руками, которые, словно парочка крупных альбатросов, парили в белых накрахмаленных рукавах.

– А! Вот и наш мальчик! – живо воскликнул господин Буквоедов столь веселым и довольным голосом, будто, направляясь в его палату, он ожидал увидеть мертвеца, а вместо этого застал перед собой живого человека, что и привело его в такое радостное расположение духа. – Как вы себя чувствуете?

– Да я, собственно… – начал было Тин, желая сказать, что он в полном порядке и ему уже не терпится пойти домой. Но врач замахал руками, не давая юноше возможности договорить.

– Не стоит, не стоит. Я и так вижу, что дела у нас идут отлично! Превосходно! Да-с!

– А когда я смогу…

– Сегодня же! Немедленно!

– Вот как? – ужасно обрадовался Тин, наивно полагая, что его, наконец, выпускают на волю.

– Да, да! Именно так. Вставайте же! Собирайтесь! Только переоденьтесь в чистую пижамку, а затем прошу идти за мной.

При неделикатном упоминании столь интимной разновидности домашней одежды юноша смутился и покраснел; помимо прочего, Тин решительно не понимал, как он выйдет из больницы в одной лишь пижаме. Это же просто неприлично, в конце концов! Но врач продолжал смотреть на него, улыбаясь так, будто кто-то невидимый тянул с двух сторон за уголки его губ, отчего они так ненормально раздвигались. Под пристальным взглядом славного доктора Тин послушно переоделся, дважды неуклюже запутавшись в своей незамысловатой одежде. Он редко бунтовал и в целом привык слушаться старших, поэтому ему даже не пришло в голову возмутиться или начать задавать вопросы. Однако, когда с переодеванием было покончено, он робко взглянул на доктора:

– Так я могу идти к своим друзьям?

– Конечно, разумеется! – заверил его господин Буквоедов. – Ручаюсь, в общем отделении вы сразу же найдете себе много друзей. Там сейчас проживают десять славных юношей вашего возраста и одна прекрасная дама; надеюсь, присутствие женского пола вас не смутит, не так ли? – при этом врач весело подмигнул, сопровождая свои слова такой дерзкой шаловливой улыбкой, что Тин просто не мог поступить иначе, кроме как глуповато улыбнуться в ответ.

– Вам там понравится, – с убеждением говорил врач, подталкивая упирающегося Тина к выходу из палаты. – Еда, достойная лучшего беруанского курорта Вороньего графства, постоянный уход. К вам даже приставят специального мальчика, который будет чесать вам пятки – как вам такое, а?

– Постойте! – резко остановился Тин, только сейчас начиная кое о чем догадываться. – Разве мне нельзя вернуться домой?

– Как нельзя? Что же это у нас, тюрьма какая? Вы за кого меня принимаете, юный проказник? Уж не за надзирателя ли тюремного?

– Нет-нет, но я просто…

– Отдохнете на нашем курорте, а после и домой выпишетесь. Куда нам торопиться?

Тин в отчаянии замолчал. Он-то как раз торопился, но врача было не переспорить. Всю дорогу тот в красках расписывал преимущества больницы Короедникова, сопровождая реальные факты такими фантастическими описаниями, что на секундочку Тин засомневался в абсолютной нормальности прославленного доктора.

Заведя юношу в огромный зал с панорамными круглыми окнами, на которых, кстати, отчего-то имелись решетки, врач стремительно ушел, продолжая своим видом, белой одеждой, фигурой и плавностью движений напоминать огромную белую птицу, отчего-то перепутавшую больницу для людей с ветеринарной лечебницей. Тин растерянно замер, оглядываясь. Повсюду витали клубы пара – работали какие-то ингаляторы, распространявшие эвкалиптовые ароматы, а многочисленные