Зловещие топи - Виолетта Орлова

– Тод! – почти взмолилась бедная девушка, чувствуя, как на глазах появляются предательские слезы. Диана была в отчаянии и не знала, как себя вести; она еще не пришла в себя после болезни, и на хорошую актерскую игру у нее просто не имелось сил.

Беруанец смерил прекрасную девушку длинным задумчивым взглядом; светлые глаза его помутнели, а разбитый Даниелом рот изогнулся в мечтательной улыбке.

– Хорошо, расскажу, – как бы нехотя произнес он. – Но что мне за это будет, а? Я, например, не откажусь от благодарного поцелуя.

– Да пошел ты! – яростно процедила гордая девушка и, резко отвернувшись от Тода, уже хотела было уйти. Ненависть к наглому беруанцу, клокотавшая в ее груди, требовала выхода, но вместе с тем страшное отчаяние и волнение за своего друга замедляли ее движения и принуждали действовать осмотрительнее.

– Как знаешь. Только излишняя вспыльчивость никого еще не доводила до добра. Взять нашего клипсянина. Не будь он таким гордым и вспыльчивым, то и не попал бы в передрягу!

Между тем любопытный отец Тода исподтишка наблюдал в круглое окно гнездима за парочкой, бурно выясняющей отношения.

«И когда мой шалопай успел обзавестись такой прелестной девчонкой?» – с некоторой завистью подумалось ему. Оба стройные, высокие и темноволосые, парень и девушка стояли рядом, друг напротив друга, и смотрелись со стороны очень гармонично и красиво. Пожалуй, художник, задумавший запечатлеть влюбленных, на всем беруанском древе не сыскал бы моделей лучше, чем эти двое. Неожиданно его сын страстно обнял девушку за талию и притянул к себе; она же сперва не сопротивлялась, а затем резко оттолкнула от себя.

«С характером…» – пронеслось в голове у славного родителя, и он, наконец, отошел от окна, справедливо решив, что чрезмерное любопытство не делает ему чести.

– Феликс Никтой мне сразу не понравился. Он начал задавать отвлеченные вопросы, я отвечал, но при этом казалось, будто мои слова не очень-то его интересуют. Впрочем, особенно настырно он выяснял мое личное отношение к Артуру – любишь ли ты его или нет, друг он тебе или враг и так далее. Я не стал врать и рассказал все как есть. Адвокат тогда очень оживился, даже обрадовался, хотя, на мой взгляд, веселиться тут нечему. Затем он долго расспрашивал меня про армутский нож, где и при каких обстоятельствах я впервые его увидел. Здесь я тоже предпочел говорить правдиво; а увидел я кинжал впервые в том отвратном гнилом болоте, когда наш добрый клипсянин чуть меня не зарезал, но ты и сама все помнишь без моих слов. Услышав мою историю, адвокат смутился.

«Это очень плохо, – сказал он. – Угрожать смертельным оружием беззащитным людям… Очень скверно».

Внутренне согласившись с ним, отчасти я все же понимал, что Артур не причинил бы мне зла. Просто сама ситуация была мне крайне неприятна; он вздумал махать передо мной своим ножиком, ничуть не смущаясь твоего присутствия… Моя гордая натура восприняла угрозу как неприемлемое оскорбление, и плевать я хотел, что это делалось во имя спасения всех остальных. А потом вдруг адвокат поинтересовался, не хочу ли я получить некоего удовлетворения за нанесенную мне обиду. Я ответил, что нет, ибо, несмотря на злопамятность, я все же не считаю месть честным и справедливым воздаянием за неправильные действия. Тогда адвокат собрался идти. Он сказал, что если я передумаю, либо припомню еще какие-то детали, то смогу найти его во втором гнездиме Престижного графства на Судебной ветке. Также он сказал, что будет на суде спрашивать меня про нож, но я могу ответить то, что считаю нужным. В целом разговор, наверное, и не был таким уж и странным, однако мне пришла в голову мысль, что адвокат почему-то ведет себя, как прокурор. Он будто все время старался найти какие-то очерняющие личность подсудимого детали, вместо того, чтобы, напротив, искать оправдания. Я, движимый одними лишь дружескими чувствами, захотел поделиться с вами своими сомнениями, однако, как помнишь, вы не захотели меня слушать. Решили поиграть в гордецов? Тем хуже для вас. А потом выскочил полоумный Артур, чуть не избил меня до полусмерти – и это, спрашивается, за что? Всего лишь за то, что я искренне хотел помочь, благородно забыв все наши недопонимания? Вы почему-то заранее были уверены в том, что я подлец, и даже не захотели дать мне шанс исправиться! Никто не захотел – ни ты, ни Дан, ни наш благочестивый клипсянин. Что ж, я рассудил следующим образом. Раз вы так уж мечтаете видеть во мне подлеца, значит я таков и есть. Нечего делать вид, что я добренький. Поэтому на суде я рассказал про нож, хотя – заметь! – предварительно дав Артуру шанс изменить ситуацию. Он этот шанс отверг из-за своей чрезмерной гордости. Пусть же теперь прозябает в колонии, а в столице ему нечего делать!

Ну что, моя прелесть, пригодилась тебе история? Поможет ли она в спасении твоего дружка или, может, все-таки выберешь мою кандидатуру? Признаться, мне ужасно понравилось наше сегодняшнее свидание. Интересно, с ним ты тоже так страстно целовалась?

Беруанец договаривал эти слова в пустоту, ибо девушка уже возвращалась в гнездим Фуков. Стоила ли эта скудная информация того унижения, что ей пришлось пережить пару минут назад? Бедная девушка и сама хорошенько этого не знала.

Однако когда в этот же день Даниел наведался ко второму гнездиму на Судебной ветке, желая найти дом Феликса Никтоя, то обнаружил одну интересную деталь. На аккуратной дверце гнездима достопочтенного адвоката висела табличка, на которой значилось следующее:

«Государственный коронер, г. Шетолий Рем».

Так существовал ли господин защитник в самом деле?

Глава 14. И ходил я к врачам, но они не помогли мне

По мере того как проходили дни, он все больше задумывался над тем странным фактом, что его не навещают. Конечно, несправедливо говорить, что совсем никто к нему не приходил. Родители, сестры, тетушки – те появлялись в его палате с раздражающей частотой. И сами эти посещения оказывались весьма мучительны, ибо вся его родня вдруг стала вести себя так, будто он скоро отойдет в мир иной. Отец разговаривал исключительно на пониженных тонах, иногда даже шепотом, из-за чего приходилось все время переспрашивать, дабы разобрать хоть слово. Помимо этого, родитель приобрел дурацкую привычку пригибаться на коленях, напоминая своим видом испуганную старую собаку, которая полагает, что за ненадобностью ее хотят пристрелить.

Сестры вообще предпочитали с ним не разговаривать; только вежливо справлялись о самочувствии и тут