Дом бурь - Йен Р. Маклауд

цвести. Изящная белокорая сосна из Катая. Красноствольные монстры из Фулы. Лозы и лианы из Африки. Ральф, несмотря на все свои ботанические пристрастия, почувствовал себя так, словно бродит внутри колоссального стеклянного шкафа, и воздух показался ему спертым, негодным для дыхания. Но потом они вышли на залитые солнцем дорожки, посвященные Блаженным островам, и здесь иллюзия оказалась более полной. Они находились слишком высоко, и искусственные джунгли были слишком плотными, чтобы расслышать рокот уличного движения, к тому же воздух пропитался ароматами зелени. Здесь росли пальмы, имбирь, перечные и миртовые деревья. И казалось, что рядом с ним шла совсем другая женщина… Ральф выкинул эту мысль из головы. В последнее время он слишком часто думал о былом. Моменты в кругу семьи имели слишком большую ценность, чтобы тратить их впустую.

Они достигли вершины горы, где уже ждали Флора и Огастес, и на него обрушилась перевернутая чаша небес, и от яркого света заболели глаза, и раскинувшийся внизу Лондон показался маленьким. Всё без исключения – мусорные корзины, гуляющие семьи и мальчишки, игравшие в футбол, – будто плыло неведомо куда, сорвавшись с якоря.

В тот вечер, пожелав детям спокойной ночи, Ральф вспомнил отца. Он обещал себе, что в подобных ситуациях не будет копировать Тома Мейнелла, однако сам факт обещания, как и попытки воплотить его в жизнь, наведываясь в экстравагантные игрушечные гроты их спален, часовни детства, где Флора сидела и читала, а Гасси уже лежал, выключив свет, каким-то образом сводили на нет саму возможность сдержать данное слово. Он все вспомнил. Крупный мужчина, уставший за день, неуклюже вваливался в комнату и присаживался на край кровати, пока Ральф лежал и мечтал, чтобы и гость, и все, что он приволок с собой, исчезло. А отец все сидел и задавал вопросы, которые сын выучил наизусть, – теперь-то, понимая их подтекст, он жалел, что все так вышло. Ах, чистый и сладкий запах детства… Хуже всего было то, что часть Ральфа – львиная доля! – жаждала поскорее прочитать донесения, принесенные военным курьером, который стоял и ждал в холле, пока генерал распишется в получении.

– До Рождества осталось совсем немного, да? – В голове у него мелькали красные стрелки: варианты атаки и взятия врага в клещи. – Чего ты ждешь от Владыки Бесчинства?

Темнота сгустилась по углам, не давая дышать полной грудью. Неправильно оценив расстояние – жалея, что не побрился снова, но это, скорее всего, привело бы к новому кровопролитию, – он поцеловал дитя в щеку, ударившись скулой о скулу.

Торопливо сбежав по лестнице, отнес темно-желтые папки в свой редко используемый кабинет. Письменный стол принадлежал отцу – Том обычно сидел за ним, когда мальчика, скрывающего свое недовольство, посылали иной раз пожелать мужчине спокойной ночи, доброго утра или счастливого пути; Ральф был лишь чуть-чуть старше, чем Флора прямо сейчас. Да и обстановка в целом почти не изменилась. Когда мать решила продать дом, он присвоил мебель в качестве своеобразной дани уважения ее прежнему хозяину. А потом, воссоздав комнату, в которую так не любил заходить, понял, что сам над собой издевается. Вздохнув, Ральф развязал папки и принялся за работу, но мысли о Блаженных островах, белых и черных пляжах, чистейшей синеве моря то и дело возвращались. Он редко сомневался в истинности врожденной адаптации, но с годами привык относиться в ней иначе. То, что когда-то казалось воистину прекрасной феерией жизни, бурлящей и производящей все более необычные и сложные адаптированные формы, теперь смахивало на комментарий к событиям затянувшейся эпохи. В конце концов, разве война – не продвинутый способ уничтожения слабых людей сильными? И разве какая-нибудь разновидность существ могла процветать, подчинив все и вся личным интересам? Мы все должны были стать чудовищами, иной раз думал он. При условии, конечно, что уже не стали ими.

Ноктюрны – твари, похожие на летучих мышей, – не представляли собой серьезной военной угрозы, но породили еще одну страшную байку, дали его солдатам новый повод бояться и пробили очередную брешь в крепости боевого духа. А еще были сообщения о быстрорастущем и доселе невиданном плюще, который блокировал многие дороги, преграждая путь передовым колоннам. Казалось, что загнанный в угол Запад обернулся опасной змеей и начал разворачивать кольца. Ральф также просмотрел донесения с северного приморского фронта, где дела, похоже, шли гораздо лучше, чем вблизи от дома. События на море никогда особо не волновали генерала, но этим вечером, развернув распечатки в конусе света настольной лампы, он отчетливо осознал, что победа близка. Примерно год назад Северное море представляло собой бурлящий котел, где постоянно кто-то сражался и тонул. Теперь там надо было лишь собрать мины и обезвредить немногочисленных боевых дельфинов.

Ему бросилось в глаза название. Каботажное судно «Адское блаженство» – штурман Оуэн Прайс – в настоящее время находилось в Лондоне на текущем ремонте. Ральф спросил себя, не потому ли в первую очередь просматривал документы. В конце концов, нет ничего лучше незаживающей раны, наполовину оторванного струпа. Но, возможно, он просто должен был кое-что сделать здесь, в Лондоне, – прочистить мозги и обрести цель, – прежде чем вернется в зияющую пропасть Херефорда с любыми новыми приказами, поддержкой и финансами, какие сможет выжать из Верховного командования. Ральф убрал папки, выключил свет в кабинете, запер дверь и спустился на первый этаж.

– Все в порядке?

Он вздрогнул, услышав голос Хелен, доносившийся с площадки второго этажа.

– Кое-что случилось, – крикнул он, уже взявшись за ручку входной двери. – Я ненадолго, и если вдруг ты собиралась…

– Да? Я тут подумала…

– О чем?

– Да так, пустяки, дорогой.

Она прекрасно выглядела в голубом платье и бриллиантах и явно что-то запланировала на этот вечер – возможно, небольшой ужин, вечеринку-сюрприз или поход в кинотеатр на какой-нибудь ужасный патриотический фильм.

– Я скоро вернусь. Я мог бы…

– Нет. – Она махнула рукой. – Ступай и делай, что должен.

Глядя на жену снизу вверх, Ральф подумал, что на самом-то деле она выглядит обрадованной.

Вечерний Лондон снаружи потускнел. Приближалась зима со всеми логистическими сложностями. Он это чувствовал нутром. И все-таки город в свете уличных фонарей казался больше похожим на самого себя, и Ральф сумел без раздумий отыскать дорогу на северо-восток, к докам. По бульвару Вагстаффа, мимо Чертогов Великих гильдий и театров Стрэнда. Окна Голдсмит-холла напоминали звездный мост, Большой Вестминстерский парк остался у него за спиной в виде светящейся пирамиды. Мимо сновали прохожие. Женщины в палантинах и сверкающих украшениях, мужчины – черно-белые, блестящие, словно только что отпечатанные фотографии. Ральф невольно окинул себя взглядом, проверяя, что на нем