Дом бурь - Йен Р. Маклауд

надето: оказалось, те же самые рубашка и пиджак, что и утром; в них генерал успел замерзнуть, пока добрался до Тайдсмита, и поскольку он забыл взять с собой удостоверение личности, пришлось вытерпеть несколько минут допроса охранниками у Коллис-гейт, прежде чем его пропустили.

Портовые районы во время войны, похоже, процветали. Работали метеовороты. Стонали корабли у причалов. Линия горизонта показалась Ральфу странной, а потом он вспомнил, что главная башня Гильдии телеграфистов рухнула. На пристани он отыскал, где разместили штурмана, назвал часовому свое имя и звание, а потом дождался широкоплечего силуэта в дверном проеме. Идя навстречу Оуэну Прайсу, Ральф понял, что дрожит.

– А-а. Это ты.

– Я узнал, что ты в порту, Оуэн. Подумал, мы могли бы найти время, чтобы выпить. Конечно, если ты не…

Оуэн Прайс, каким его сотворили все эти годы войны и мира, пожал массивными плечами под кителем, выглядевшим так, словно раньше его носил кто-то другой, и они пустились в путь между складами, шагая в ногу в почти полном молчании. Они никогда не были настоящими друзьями, но во время таких случайных встреч Ральф часто думал, что оба рады присутствию друг друга, ибо оно позволяло вспоминать о непрожитых жизнях и непостижимых предательствах. В первый раз он случайно наткнулся на Оуэна в расписании нарядов почти в самом начале войны. Взгляд упал на фамилию Прайс. Не то чтобы он успел как следует познакомиться с Оуэном Прайсом в то утраченное лето в Инверкомбе, но точно помнил, что брат Мэрион учился на штурмана – по ее словам, ему пришлось нелегко, – и та самая профессия вкупе с известным именем никак не могла оказаться совпадением. Это случилось до того, как Восток узнал о родстве Оуэна и Мэрион, – на самом деле, до того, как она по-настоящему прославилась, и Ральф все еще считал себя в некотором смысле виноватым во всей случившейся позже шумихе, которая, вместе с предшествующим арестом и обвинениями в шпионаже, едва ли прибавила сердечности их нынешним отношениям. Впрочем, как выяснилось, Оуэн Прайс в той же степени чурался фоторепортеров и болтологии, как и сам Ральф, и в конце концов предпочел от всего этого спрятаться, продолжив службу в качестве безвестного моряка.

Они добрались до таверны возле старой канатной мастерской, излюбленного места мореплавателей, где было полным-полно верзил с лицами, обожженными солнцем, с руками, посиневшими от татуировок и следов кормила. Ральф смотрелся чужаком, хотя изо всех сил постарался перехватить инициативу, заказав у мрачного бармена два пива, а потом с радостью уединился с Оуэном в уголке.

Разговор зашел, как и следовало ожидать, о ходе войны, и собеседники изображали оптимизм, которого не чувствовали. Оуэн допил свое пиво и взмахом руки заказал еще, а потом еще, с «прицепом». Ральф наблюдал, как брат Мэрион Прайс пьет дешевый алкоголь, который теперь выдавали за бренди – по крайней мере, по эту сторону границы, разделившей Англию. Еще одна порция, и легкая дрожь, которую Ральф заметил в руке Оуэна, почти пропала. Конечно, в подобном кругу пьянство было вещью естественной, как сквернословие или дыхание, но по заметной сеточке красных сосудов на щеках и в глазах штурмана, а также по слегка опухшему лицу было ясно, что он употребляет больше многих или хуже справляется.

Ральф не поспевал за товарищем, и стаканы скапливались вокруг него, пока Оуэн не приноровился заказывать выпивку только для себя. Но все-таки генерал опьянел, и голова у него кружилась, когда разговор, как обычно, зашел о прошлом и Мэрион.

– Просто жуть, ага? – агрессивно бормотал разгорячившийся Оуэн. – Столько лет прошло, и ты мог бы стать папашей, не умри этот ребенок при рождении.

Ральф передвинул запотевший стакан, из которого якобы пил, и кивнул. В этом, по крайней мере, они достигли полного согласия. Он признал, что испытал подлинный шок, когда узнал от Оуэна, что Мэрион была беременна. И до сих пор от этого шока не оправился. Наверное, и не оправится.

– Она мне ничего не говорила.

– Вот такая она, наша Мэрион. И ты все еще думаешь, что она не брала деньги твоего отца?

Ральф покачал головой.

– Разумеется, не брала.

– Четыре с половиной тысячи фунтов. – Оуэн присвистнул. – Может, и зря не взяла. Может, мы бы удрали на Блаженные острова, и папе не пришлось бы влезать в ту историю с поставкой. Может, мы бы тогда здесь не сидели, как два дурака, и не мечтали о совсем другой жизни.

– Мне правда жаль, Оуэн…

– Засунь свою жалость куда подальше. – Все еще добродушное лицо Оуэна исказилось от вспышки гнева. – Мой отец умер из-за твоих долбаных акцизников.

В такие моменты Ральф неизменно задавался вопросом, зачем он мучает себя этими встречами. Но рана оставалась свежей и кровоточащей.

– Ты, наверное, не получал от нее вестей? – спросил он как обычно, не в силах совладать с собой.

– Э-э? Думаешь, она могла послать мне письмишко и оно бы дошло? Кое-кто точно решил бы, что это какой-нибудь код или заклинание… погибель Востока, чтоб ему провалиться. Клянусь Старейшиной, да я сам не могу ей написать, потому что мне не разрешают!

И все-таки, подумал Ральф, Оуэн Прайс по характеру не был воинственным человеком, просто судьба его сильно обидела. И вот перед штурманом сидит генерал восточной армии, против собственной воли обрюхативший Мэрион, удравший из Инверкомба, – самая подходящая кандидатура, на которую можно взвалить вину за все свои обиды. Возможно, со стороны Ральфа это было в каком-то смысле одолжение. Давным-давно, сразу же после возвращения в ту комнату в «Саншайн Лодж», Ральф позволил себе поверить, что Мэрион и остальные Прайсы сбежали на Блаженные острова с деньгами его отца. Но, по правде говоря, в том состоянии, с растерзанной душой, он бы ухватился за любой предложенный матерью повод, чтобы и дальше оставаться Ральфом Мейнеллом, избранным вельграндмастером Гильдии телеграфистов. Затем, не успел он опомниться, началась жизнь в Хайклэре, с которой он справился хорошо, как и предсказывала Элис, но ненавидел сильнее, чем мог предположить сам. Новые испытания следовали волна за волной. Он стал вельграндмастером, а затем мужем и отцом. И случился этот проклятый конфликт. Война искажала время и суть, будто пропуская их через призму с изъянами, поэтому, когда Мэрион Прайс вновь возникла в его жизни – ее лицо на страницах западных газет выглядело изменившимся, но вполне узнаваемым, – Ральф удивился куда меньше, чем следовало. Даже узнав от Оуэна правду о ее беременности и ребенке, который родился мертвым, он счел, что в этом есть некая грустная логика. На самом деле во