Дом бурь - Йен Р. Маклауд

– через ржавчину и густой плющ Клейд почти сумел разглядеть милый одичавший уголок – пытались его не пустить, словно он был Потусторонним, а не Ублюдком-Троллем-Подменышем. Преграда, загадка, безжалостно впивающиеся в тело металлические шипы – перелезть казалось почти невозможным, однако Клейд был Клейдом, и он вернулся Домой. И Дом был Сладостью, и Клейд упал, рухнул, покрылся синяками и ссадинами, и Дом был Всем. И Дом был здесь.

Что-то пошло не так. Тишины и пустоты оказалось одновременно и больше, и меньше, чем в его воспоминаниях, а сами воспоминания провалились в какую-то дыру внутри Клейда, когда он больше всего в них нуждался. Он ковылял по Проезда Нет в безмолвии ветреного вечера. Вокруг кружились листья. Ни единой тени или призрака. Дверь Большого Дома открылась с трудом. Клейд крикнул, и ему ответило лишь эхо, равнодушное и приглушенное. Он порвал сгнившую подушку, на которой должен был лежать Сайлус, разбил кулаком безмолвное стекло, отделявшее его от Сада и Леса. Большой Дом жалобно скрипел и шептал под натиском его гнева, но лишь пылью, воздухом и трухлявыми досками. В Саду, где Клейд когда-то смеялся и наслаждался жизнью, Неприступный ручей предал его, скукожился и зарылся в грязь. Камни и те на вкус были другими, и он взамен напился собственной крови, сочившейся сквозь осколки стекла.

И все-таки Осененные никуда не делись, просто раньше их песня была полна жизни, а теперь он уловил лишь ее слабый отголосок. Раскинув руки, хватая лохмотья тьмы, Клейд вошел в тернистый лес. Теперь он не боялся ни Охотника, ни Мастера-Косаря, потому что они были словно Любимые, по которым часто рыдали последователи, да и сам Клейд за компанию. Он их не боялся. Он их не ненавидел; он любил. На самом деле, тем, кого Клейд боялся и ненавидел той ночью, когда бушевал в равнодушной тьме и выл на дразнящую луну, был сам Клейд. Фэй… где же Фэй и прощение, которое он так жаждал получить от нее за ужасное преступление – за то, что был Клейдом? Клейд оказался в ловушке внутри самого себя. Наедине со своим гневом. Тем не менее время шло, как обычно, пусть и не подсказывало, как выбраться из западни. Среди причудливо украшенных деревьев замешкались волокна ночи, а с ними и несколько прядей тумана, но даже они ускользали от Клейда, как бы отчаянно он ни старался их схватить. Это было просто очередное утро, и Айнфель оказался не Домом; всего-навсего еще одним местом. Клейд, обхватив себя руками, покачивался из стороны в сторону и слушал, как неласковые голоса птиц раззадоривают почти лишенную песен тишину. Кое-что все же осталось. Как ни странно, внимание Клейда привлек кирпичный сарай, в котором он раньше никогда не бывал. На один безумный миг ему показалось, что внутри притаился Охотник, но это трепетало в зеркале его собственное отражение. «В Айнфеле нет зеркал», – всплыл из памяти старческий голос Сайлуса, и Клейд неуклюже выскочил наружу, пока его не сцапало нечто жуткое.

Он брел среди деревьев в лучах холодного утреннего солнца. Вот тебе и Дом. Вот тебе и Айнфель. Вот тебе и труд На Нужды Фронта. Вот тебе Ида, Сайлус, Мэрион Прайс и Владычица жуков. И все-таки интуиция подсказывала, что песня не утрачена целиком. Разве Владычица жуков не говорила – по крайней мере, в его самых невероятных фантазиях и пока бредила под воздействием галлюгаза, – что Айнфель находится так близко к Инвер-как-его-таму, что можно почти его увидеть, ощутить вкус воздуха, и разве Инвер-как-его-там не был еще одной частью Дома? Клейд побрел по дороге, пересекавшей лохматый серый луг, который теперь окружал Место Встречи, где никто ни с кем не встречался. Бросив укоризненный взгляд на необитаемый лес, он миновал железную пасть открытых ворот. И вновь, как уже много раз до того, оказался Снаружи.

«Куда теперь идти?» Это был главный вопрос. Клейд двинулся наугад по тихим пустынным тропам. Небо затянуло тучами, ветер утих. Он слышал собственное сбивчивое дыхание. Как будто был внутри какого-то помещения. Здесь даже оказалось теплее. Да, очень похоже. Знать бы еще, на что. Он был Милым Мальчиком и возвращался домой, он бы прилег под любым деревом, а здешние деревья, в отличие от множества увиденных ранее, продолжали переживать раннюю осень. Опять появились ягоды, а вслед за ними – знаки, предупреждавшие об Опасности и о том, что Проход Воспрещен, но с каких пор Клейд нуждался в знаках? Он бы с радостью прилег отдохнуть у корней любого из них. Вот он побежал, ноги сами понесли. Взвизгнул, и звук вернулся песней. Склонил голову набок, почти застыл, преисполнившись подозрений в тот самый момент, когда как будто оказался в шаге от чего-то крайне важного, ибо можно ли отыскать Дом там, где ты никогда не бывал?

Холмы раскинулись, как страницы открытой книги. Вместо корешка был еще один холм, повыше, а на нем, словно бородавка, выделялся какой-то храм или церковь. Небо было совершенно ясным. Здесь действительно оказалось теплее, и листва на деревьях даже не покраснела. Клейд спросил себя, не провалился ли каким-то образом на несколько дней в прошлое, и вновь испытал сомнения. Но возвышенность по-прежнему маячила впереди, он действительно к ней приближался, а слева виднелся небольшой замок со шпилями и башенками – такое место, где обитали бы фейри, если бы существовали на самом деле. Потом Клейд увидел сторожку у ворот, а за ней – поросшую травой подъездную дорогу, которая сворачивала в долину, и его руки и ноги продолжили своевольничать: он вскарабкался по забору и цепям, а потом двинулся вниз по склону, дальше. Что-то блеснуло, как латунная голова лысого великана, потом сверкнули окна, и в поразительной густой зелени мелькнули, словно чьи-то лица, самую малость увядшие цветы. Все прошлые мысли Клейда о Доме подтвердились, и вместе с тем он растерялся, поскольку привык считать, что Дом – это много разных мест, но здесь, несомненно, был Дом для всех. Его песня взывала к Клейду, поражая богатейшим звучанием и мощью. Еще здесь хватало света и Сладости – Клейд безошибочно ощутил тот самый аромат…

Ноги Клейда свернули с тропы и угодили на ступеньки, где он споткнулся и упал. Солнце напирало. Влажная трава шевелилась под распростертыми руками, щекотала щеку. Это была какая-то роща, сохранившая, похоже, все тепло, которого ему так не хватало на протяжении долгих дней. Скопление деревьев отбрасывало в его сторону зигзагообразные тени, а ягоды, свисавшие с ветвей, оказались крупнее яблок, и были они зелеными,