Обратный отсчет: Равнина - Токацин

Гедимин только дёрнул плечом, сгибаясь почти до пола. Махать было нечем — обе руки были заняты. Ползти нагруженному тоже было неудобно — и сармат облегчённо вздохнул, когда свалил все заготовки на ближайший матрас и уже на нём, как на волокуше, оттащил детали в угол. Те, кто разложил матрасы вдоль левой стены, справа всё-таки оставили проход. Теперь его частично занимали корпуса лючков, прикрытые защитным полем. «Чтоб я ещё раз строил что-то не по своему росту⁈» — привычно думал Гедимин, возвращая матрас на место.

— У нас тут в общей сложности двадцать пять кило ульсены, — сообщил ему Вепуат, выползая за ним в «шлюз». — И две корзины грибов. И вот грибы-то меня и смущают.

— Ничто не останется свежим, пролежав столько дней! — возмущённо заверещал Скогн. Он тоже вышел за сарматами. Не успел «шлюз» закрыться, как, на ходу натягивая шапки, в коридор выбрались ещё семеро.

— Не было ни слова, что куджаглу нельзя морозить. Да и как бы она уцелела?

— Положим в цеху, до рассвета должна оттаять, — Вепуат, остановившись за вторым «шлюзом», резко развернулся к ангару. — Гедимин, ты не против?

— Зачем оттаять? Для чего оттаять? — аборигены быстро переглянулись и заверещали громче прежнего. — Оттает — сморщится, будет жалкая. Как такое покажешь на торгу?

— А ты собрался огненным существам в руки ледышку совать? — Вепуат выразительно поморщился. — Гедимин, поможешь донести корзины? Там много льда и чуть-чуть грибных шкурок. В цеху, кажется, были водостоки?

…Из корзин грибы вытряхнуть удалось, хотя Гедимин уже был готов разделять их лучевым резаком. Теперь две конусовидные глыбы лежали в углу цеха, и от них тянуло холодом. Похоже, их перед замерзанием хорошо полили водой — из бело-синей массы торчали только шипы. В «поддоне» из защитного поля уже скопилось на полсантиметра жидкости.

— Ульсена у них того же качества? — спросил Гедимин у Вепуата. Скогны украдкой выглядывали из-за печей и топорщили усы. Вид у них был недовольный.

— Ульсена как ульсена. По сканеру — однородная, — Вепуат пожал плечами. — Ты, главное, к весам их не пускай.

…Защитное поле укладывалось слоями; гравий под тёплым куполом уже оттаял на всю глубину и привычно проседал под ногами. Гедимин расставлял термочаши, немного заглубляя их в «грунт». «Две чашки… Может, третью принести, из запасных?» — задумался он, сужая и перенаправляя воздуховоды. В «холодном отсеке» воздух гулял свободно — там двадцати градусов хватило бы с лихвой; «горячий» предстояло прогреть до пятидесяти, зато можно было не беспокоиться о содержании «кислорода». «Может, вообще его закупорить?»

Он рассеянно взглянул на «стену» и вздрогнул — в считанных метрах от неё поднималась бугристая громада. Сааг-туул, повернувшийся боком к недостроенным «отсекам», казался выросшей из-под земли скалой. На «стены» он не наваливался, но Гедимин, оценив расстояние до него, сердито сощурился. «Снесёт же! На кой метеороид они сюда влезли? Ни еды, ни воды…»

— Эй, там! — крикнул он, выйдя из-под купола и подняв фонарь повыше. В темноте блеснули чьи-то глаза. Первый кочевник спустился на лапу зверя, второй остался в полумраке у жилого «отсека».

— Эй! Что такое? — встревожился Вепуат; он вышел из ангара и теперь удивлённо смотрел на огромного зверя.

— Это с Джегехом, — отозвался кочевник, повисший на броне. — Жир упал в жаровню и горел. На его руках тоже.

Вепуат пробормотал что-то неразборчивое. Гедимин мигнул.

— Плохо. Кровяной камень дали? — деловито спросил разведчик.

— Камень камнем, — прорычало из темноты. — Только он сделал по его словам. По словам Геджера. Кость с прорезью, вода. Утром сделал. И утром разлил жир. Кьюссы врут, да? Богов спрашивать незачем?

Гедимин ошалело замигал, сообразив, к чему он клонит.

— И при чём…

Договорить ему не дали — Вепуат с силой заехал локтём в бок.

— Так камень-то помог?

— Уррх, — кочевник, спустившийся на лапу зверя, недобро ощерился под тряпкой на морде. — Был сон. Про огонь. В дни льда огонь не видят. Если видят — очень плохо. И потом было это с Джегехом. Значит, можно без верных знаков? Просто кость и дырка?

С рокочущим вздохом он взлетел по броне и громыхнул «дверью». На оттаявший гравий скатилось просверленное костяное «корытце» — полая кость, разрезанная вдоль. Второй кочевник проводил его мрачным взглядом.

— Джегех много слушает чужаков. Раны на руках зарастают. В голове — нет.

Вторая «дверь» с треском легла на броню, и сааг-туул зашевелился, медленно разворачиваясь мордой к цеху.

— Эй! — крикнул опомнившийся Гедимин; от частого мигания заныли веки, от услышанной ерунды — мозг. — Да при чём ожоги к водяным часам⁈ Он что, горящий жир в них залил⁈ При чём…

Мерно переступающие лапы сааг-туула поплыли мимо. Следом «поехал» хвост. Вепуат, осторожно взяв Гедимина за плечо, потянул назад.

— Что раны заживут — уже хорошо. Угораздило же его! Наверное, разволновался не вовремя. Эти их открытые жаровни…

Гедимин сердито фыркнул.

— Они там, небось, через день обжигаются. Часы-то при чём⁈

Вепуат пожал плечами.

— Ты не волнуйся. Они боятся. И думают не вполне здраво. Всё валят в кучу. Не вовремя он всё-таки обжёгся! Надумают теперь много лишнего. Да ещё Урджен со своими снами…

Гедимин тяжело вздохнул.

— Урджен бы лучше объяснил, что обжёгся он не часами. Нет, ну как связаны чашка с водой и жаровня с жиром⁈

Он наклонился за выброшенными «часами». Вместо круглого отверстия Джагул решил проделать узкую прорезь вдоль волокон кости. Остатки жидкости замёрзли, и «корытце» покрылось инеем.

— Ни жира, ни огня, — пробормотал Гедимин, повертев «часы» в руках, и выразительно пожал плечами. — Дикари!

— Ну, хоть не заявили, что это мы навредили Джегеху, — Вепуат неловко погладил его по плечу. — А могли бы. Вот зачем им часы? Что они ими будут мерить?

Гедимин болезненно поморщился. «Может, и верно. Им часы ещё сто