Фарфор Ее Величества - Максим Андреевич Далин

сильнее всех, придушить Святую Землю… Идиот! Я жил не для этого! Я — истинный вассал перелесской короны! Не знаю, что будет со мной, не знаю, что будет дальше, но точно знаю: пятьсот лет наведённого морока рухнут, как только тебя коснётся корона!

— Э… мессир Хоурт, — хрипло сказал Барн, — а что будет-то, когда морок рухнет?

Дух издал звук, похожий на нервный смешок и на сдержанное рыдание.

— Я не знаю, — прошелестел он с мукой. — Но я верю в силу и свободу. Я просил силы и свободы для нашей несчастной земли, получил согласие древних сил, но не получил ответа, как она будет дарована. Будет! Этого достаточно!

— Через смерть и кровь? — спросил я.

— Возможно! — в голосе духа снова появилась безумная страсть. — Неважно! Мало ли крови впиталось в эту землю! Что за беда, если будет ещё! Но мы остановим Святую Землю, мы не дадим… — и застонал, кусая губы. — Моё время пребывания на Меже уходит. Закончите моё дело, мессиры, будь вы тёмные или белые, всё равно! Заклинаю вас, лучезарный Князь, убедите их! Вы ведь знаете, что я прав! Не дайте Перелесью умереть в рабстве у Святой Земли. Рэдерик должен, должен надеть корону! Должен! И пусть меня сожрут адские твари — моя душа всё равно будет спокойна…

— Отчим… — прошептал Рэдерик.

— Я скверно умел любить, — простонал Хоурт, — но знай, будущий король: я любил тебя, как только мог. Прости.

С этими словами призрак втянулся в череп и в центр полыхающей звезды вихрем искр и огненных струй — и всё мгновенно кончилось. Осталась только душная сухая жара — и остатки звезды ещё дымно догорали на полу, будто её жар поджёг и паркет покоев Индара. Мне кажется, даже пахло дымом и серой.

Индар плеснул на пол из склянки — пепел и угли растворились и пропали. Ричард распахнул окна, и в лабораторию ворвался холодный ночной ветер, задувая свечи. Стало легче дышать.

Но всё равно мы чувствовали себя оглушёнными.

Индар поднял голову Альгара и с некоторым даже уважением водрузил её обратно на полку. Рэдерик сидел в обнимку с Барном, пряча лицо у него на груди, плечи принца вздрагивали. То ли его трясло, то ли он плакал и не хотел, чтобы мы это видели.

— Это всегда так бывает? — спросил Ричард.

— Нет, — Индар потёр виски. — Наоборот. Так никогда не бывает. Так вообще не может быть. Я поражён, Князь.

— Ильк рассказывал, — сказал я, — что во время Синелесского рейда наши летучие кавалеристы видели… наверное, этого самого Отца Земли, Лесов или Болот. Что божество это поражает воображение, выглядит довольно ужасно, но на злобную тварь не похоже… а ещё оно настолько ненавидит ад, что показало куски уничтоженных жрунов и дерево, утыканное… можно сказать «тушками материализованных проклятий», а, Индар?

— Ильк, ваш-бродь, соврёт — недорого возьмёт, — хмыкнул Барн, поглаживая принца по спине. — Трепло известное, слова в простоте не скажет, непременно приплетёт сверху.

— Не в этот раз, ягнёночек, — тихо сказал Индар. — Потому что я тоже видел. Я не знаю, можно ли назвать… вот это… тушками… но я очень хорошо понимаю, что ты имеешь в виду, Клай. Ты очень прав насчёт «поражает воображение».

— Между прочим, — сказал Ричард, — мне дед рассказывал про Отца Земли. Сказки, известно… но с особым таким намёком. Мол, сказки, конечно, побрехушки и развлекушки, но не об этом. Прадеды верили…

— Между прочим, — подхватил Индар в тон, — я об Отце Лесов тоже слышал. От кормилицы. Давно дело было, но… — и задумчиво запел так, будто это был кусок забытого обряда: — Батюшка Лес, зелёная сила, Батюшка Болото, великая крепь, Батюшка Земля, из тебя — жизнь, в тебя — смерть, я тебе — былинка, я тебе — росток, я — от тебя, а ты — во мне…

Ричард слушал и кивал понимающе и согласно. Пламя последней горящей свечи металось на сквозняке, и в этом прыгающем свете и резких тенях фарфоровая маска Индара казалась до изумления живой. И что-то мне это напоминало…

— Знаете что, — сказал я, когда Индар замолчал. — Вседержитель зрит, не вмешиваясь, это несомненно… но я сейчас подумал, что ещё у каждой местности, наверное, есть свои покровители и хранители. У нас на побережье — Отец Вод, у вас — это божество лесов… Я подумал, что Карла ведь, получается, обратилась не только к Вседержителю… она и к Отцу Вод обращалась. Когда подняла утонувших моряков…

— Ох ты ж тринадцатый круг! — присвистнул Индар. — Ничего ж себе у вас на побережье дела творились…

— Кто бы говорил, — хихикнул Барн.

Рэдерик успокоился и теперь сидел у Барна под мышкой и слушал. Он выглядел бледным и усталым, но следов слёз я не видел… впрочем, он мог и вытереть их о китель Барна. Дружок лежал у Рэдерика на коленях.

— Мы так глубоко в дела стихий не лезли, — возразил Индар.

— Вы — только в ад, ага-ага, — съязвил Барн.

Рассмешил Ричарда.

— Да погодите вы! — рявкнул я. — Сбиваете с мысли… простите, я хотел сказать, что эти местные божества… ну… они дают что-то очень важное и ценное… силу духа, быть может… Вот это чувство… дома, понимаете? Родины… Но именно их и запрещает церковь Сердца Мира и Святой Розы. Считает ересью, даже, кажется, большей ересью, чем общение с адом…

— Если поразмыслить, — сказал Индар, — и попытаться сопоставить факты…

— Да мешают они Святой Земле! — сказал Ричард с сердцем. — Мешают просто, понимаешь? Потому что делают нас сильными… а вот не нужны мы святоземельцам сильными.

— А вот их светлость Нагберт думают, что они сильнее всех, — снова не удержался Барн.

— Угу, — грустно улыбнулся Ричард. — Свою силу заменили силой ада на радость Святой Земле. А вы-то, прибережцы, уже на очереди ждали… И с девятиозерцами то же самое, я думаю, и с приозерцами, и со златолесцами… Ещё, небось, и заболотцев туда же приплетут… В этом у Святой Земли главная идея: чтобы нас всех, разных, под себя подмять, они делают нас одинаковыми. Вишь, хранителей, выходит, отменили… считается, что все молятся Вседержителю… так ведь нет, не ему. Пустышке святоземельской. И всё в ад идёт.

— Значит, на коронации будет как тогда у нас на побережье, — сказал я. — Чудо. И дальше всё пойдёт уже по-другому. Хорошо.

— Не знаю, — сказал Индар неожиданно мрачно. — Я бы не был так уверен.

Глава 22

На следующее утро так и не рассвело: лил дождь, и тучи, тяжёлые и тёмные, как тоска, превратили рассвет в сумерки.

Удивительно, как уныло