Перековка. Перевернутое Небо - Михаил Павлович Игнатов

Спустя сотню вдохов от големов осталась половина, а мне дважды пробили Покров и полностью испортили ещё один халат.

Предок, плечом к плечу со своими големами, застыл в пяти шагах, с ненавистью и страхом просипел:

— Да кто ты такой, дарс тебя побери?

— Атрий, — ухмыльнулся я, внимательно отслеживая, как сплетается опасность вокруг меня.

— Атрий, — донеслось до меня. — Они вызвали Проверяющего.

Я вздохнул и сообщил Предку:

— Ты будешь отличным напарником для тренировок. Для своего Возвышения, конечно.

— Что? — охнул Предок и попытался сбежать.

Но я уже сбросил с себя ограничения. Я уже двигался вперёд. Уже двигалась моя духовная сила, смыкаясь стенами между Предком и его големами, сжимаясь в копья, которые метили в их слабые места.

Рывок Предка упёрся в мою духовную силу. Его защита рассы́палась перед удлинившимся Звёздным Клинком. Его Покров попытался остановить мой удар, но лишь задержал его на миг.

Спустя вдох Предок секты Алых Лягушек умер. Не Предводителю сражаться с Властелином.

Глава 16

Мы ждали его над городом. Ровно над развалинами дымящегося поместья… или это снова лучше назвать дворцом бывших правителей секты? Уж очень они вложились в украшательство этого места. Правда, от всей этой красоты сейчас мало что осталось, потому как ни Тизиор, скрывая силу, ни Ульмания, сражаясь изо всех сил, не сдерживались.

Неважно. Если Тизиору будет нужен этот город и это поместье, то отстроит заново. А может, и вовсе оставит как зримое напоминание о своей силе. Говорю же — неважно. Здесь и сейчас — неважно.

Мы ждали его над городом. Мы — это я, Тизиор и Ульмания. И, конечно же, Пересмешник, который, пока мы сражались, сделал местному мастеру Указов предложение, от которого нельзя отказаться.

Да, можно было и так, а не просто убить, — правда, для этого нужно иметь в секте тайного ученика, который добился немалого и залез достаточно высоко, чтобы перехватить власть. Не во всех сектах получалось, в общем-то.

В который раз задумался, что ещё лет десять — и Тизиору не понадобился бы никакой мой план, и моя помощь была бы не нужна. В идеальном мире — потому что ни главы сект, ни Предки не отдали бы свою власть легко и просто.

И в который раз недовольно поджал губы, когда вновь мелькнула мысль, как похожи далёкие секты и далёкие фракции. Что в Морозной Гряде кучка стареющих старейшин начала ограничивать и уничтожать таланты своей же фракции, что в этих сектантских землях дряхлые старикашки, отжившие своё, всеми силами цепляются за жизнь, продлевая её.

Разве это жизнь — запереться в особых покоях, годами сидеть на духовных камнях, в буквальном смысле сидеть задницей, чтобы медитацией впитывать как можно больше духовной силы и остановить старение? Да ещё и постоянно требовать пилюли Духовного Обновления, Сущности Жизни и прочей омолаживающей дряни.

О, Небо, стать всего лишь Предводителем… Насколько мало у этих Предков должно быть таланта, чтобы за сотню лет добраться только до этой невысокой вершины Возвышения? Насколько мало у этих Предков должно было быть смелости, что они вместо того, чтобы уйти в земли старших сект или на Поле Битвы за Возвышением, остались здесь? Это всё равно, что я, став чемпионом, остался бы в своей безымянной деревне. Вечная Закалка десятой звезды, без надежды стать Воином и получить техники.

Ульмания, не отводя взгляда от линии, где море смыкалось с небом, буркнула:

— Хватит на меня коситься. Если есть что сказать, говори.

Я смутился лишь на миг — правда, что ли, так уж кошусь на неё? — а затем спросил прямо:

— Почему ты не ушла в Пробой за силой?

— Я? — она изумилась настолько, что перестала пытаться пронзить горизонт взглядом и попыталась сделать это со мной. — Я дочь главы, глава и старейшина секты, на моих плечах лежит слишком многое, чтобы я поступила так опрометчиво. Пробой — это шанс для бездарей, голодранцев и отчаявшихся.

Я хмыкнул:

— Забавный ответ, в котором ты забыла про тех же талантов. В других сектах так же, да? Слишком дорожите своей жизнью?

— Ах да, — покачала головой Ульмания. — Как я могла забыть про тех, кому Небо не дало страха.

— А Поле Битвы? — я махнул рукой правее нас. Туда, где рождаются Молниевые Бури, туда, где лежал за морем город безумного духа и где ждал меня Риван.

Ульмания снова покачала головой, буквально окатила меня презрением и отвернулась, обратившись к Тизиору:

— Глава секты, почему ты не отпустил Фатию на Поле Битвы?

Тот глянул на неё, на меня и недовольно ответил:

— Отправлять красивую, талантливую, единственную внучку туда, где она может умереть в первый же день? У меня запасных внучек нет.

— А если бы были? — Ульмания неожиданно насела на Тизиора.

— Если бы были внуки, то я бы подумал. Если бы внук был такой же, как он, — махнул в мою сторону рукой Тизиор, — то точно бы отпустил. Такого не удержать.

— Кстати! — оживилась Ульмания. — А он не твой внук? Твой сын же известный бабник.

— Нет.

— Что нет? Не бабник? Да он даже мне делал намёки на позапрошлом собрании сект.

— Нет, Атрий не мой внук, — терпеливо ответил Тизиор.

— Точно?

Тизиор снова глянул на меня, на Ульманию и ухмыльнулся:

— Точнее не бывает. Не внук, не сын, не двоюродный или другой родственник.

Ульмания покачала головой, использовала мыслеречь для следующего вопроса:

— Чем ты его кормил, что выросло такое чудовище? Он убил Предка Алых Лягушек. В молодости, только став Предводителем, я трижды сходилась с нашим Предком в схватке. Ни разу не сумела даже дотянуться до него, а тут… — в тишине, нарушаемой только гудением ветра, Ульмания вновь покачала головой.

— Ничем. Он сам добывал себе еду. Ты забыла, куда он ушёл за силой?

— Раньше я не верила, когда мне говорили о талантах, которые рождаются раз в сто лет, не верила, даже видя сестру. Но вот так, столкнувшись с тем, кто играючи вырвался из ограничения наших бедных земель, как не поверить? — прошептала Ульмания пусть и мыслеречью, но, скорее, только для себя.

А я вновь уловил схожесть. На этот раз в размышлениях о талантах и бедных землях. Я много где бывал,