Всё об Орсинии - Урсула К. Ле Гуин

– Вряд ли мы когда-нибудь станем жить здесь, верно? – спросила она очень тихо, робко, совсем по-детски, зная ответ заранее.

– Верно.

Он не в состоянии был что-либо прибавить к этому краткому ответу и быстро пошел по берегу прочь от нее. Она смотрела, как он идет – стройный, казавшийся даже хрупким на фоне довольно высоких сверкающих волн, один на пустынном берегу меж водами и небесами.

Вернулся он довольно быстро и снова встал с нею рядом.

– А не лучше было бы, – начал он довольно спокойно, – отказаться от всех взаимных обязательств и позволить времени все решить за нас? Знаешь, Пьера, я ведь и сам собирался попросить тебя подождать, пока тебе не исполнится двадцать. Возможно, и ты думала об этом, но гнала прочь подобные мысли. Вряд ли было бы справедливо – прежде всего по отношению к тебе – просить тебя сохранить данное мне обещание; это, возможно, впоследствии лишь усложнило бы дело… Но знай, что я в любом случае не изменю своих намерений. Это не угроза и не клятва, а всего лишь, увы, констатация факта. Я ничего не могу с этим поделать. – Он неожиданно улыбнулся и тут же отвернулся, не в силах смотреть на нее, ожидая ответа и уже понимая, каков будет этот ответ.

– Но разве мы не можем… Но что ты будешь… – Пьера, сердясь на себя, стиснула кулаки. – Хорошо, Дживан. Пусть будет так, как ты сказал. И мне ужасно жаль, что ты не выбрал кого-то получше! Такую женщину, которая знает, что делает!

– Но я ведь тебя до сих пор по-настоящему и не видел, – сказал он ласково, снова поворачиваясь к ней. – Я тебя до сих пор почти не знал!

И это была чистая правда. Теперь Дживан говорил совершенно искренне, он больше не в силах был сдерживаться, от его показного спокойствия не осталось и следа. Наконец-то они разговаривали, стоя лицом к лицу, и смотрели друг другу прямо в глаза. Пьера не выдержала первая. Не сводя с него глаз, она протянула к нему руки, но он потупился и сказал напряженно и сухо:

– Завтра же я уеду.

И они молча побрели назад, к дому. Он подал ей руку, помогая перебраться через грязевой нанос на тропе. Она приняла помощь не сразу и некоторое время смотрела на эту тонкую, но сильную руку. Поддерживая ее под локоть, Дживан не сказал ни слова; на нее он не смотрел.

В тот вечер Пьере пришлось сообщить отцу, что ее помолвка не продлена, а разорвана и что разорвала ее она сама. Но на самом деле все это было неправдой: по сути дела, это Дживан, а вовсе не она первым предложил разорвать помолвку, прекрасно понимая при этом, что не отказала бы ему, если бы он попросил. Но он не попросил. Он отверг собственную страсть, отвергая тем самым и ее право на страсть и любовь.

V

Пьера считала, что никто не обратит особого внимания на то, что она разорвала помолвку с Дживаном Косте. Ну, пусть посплетничают немного, это ее совсем не беспокоило. Единственные люди, чье мнение, кроме отцовского, было для нее важно, – это семейство Сорде, но у них и своих забот хватало. Пьера была уверена, что Сорде будут на ее стороне. Однако все получилось совсем по-другому. Гвиде и Элеонора, знакомые с Дживаном Косте, воспринимали его как жениха Пьеры и, обнаружив, что помолвка расторгнута, а Дживан через день уехал обратно, этого Пьере не простили. Собственно, главный удар приняла на себя Лаура. Никто из старших Сорде ничего прямо Пьере не говорил, но Гвиде перестал с ней шутить, не улыбался ей и не обращался к ней на «ты». И Пьера понимала, что лишилась его благосклонности, и, возможно, навсегда – такой уж это был человек.

– Если он для нее слишком стар, – заявил Гвиде Лауре, – она могла бы это понять гораздо раньше! Эти двадцать лет разницы были между ними и в прошлом году. Разве можно сперва дать кому-то слово, а потом взять его назад?

– И все же расторгнутая помолвка лучше, чем неудачный брак, – отвечала Лаура не менее упрямо. – Кроме того, Пьера своего жениха не обманывала. Она просто попросила его подождать. Это он настоял, чтобы помолвка была расторгнута.

– Потому что понимал, что она все равно рано или поздно и сама к этому придет и свое обещание нарушит. Не сомневаюсь.

– Я просто не понимаю, – вздохнула Элеонора, – чего же она хочет? И почему все произошло так внезапно? Ведь до Крещения даже намека на что-либо подобное не было! А теперь она твердит, что хочет остаться здесь. Но разве это так уж хорошо? Что она будет здесь делать, когда умрет граф Орлант? А ведь тот день, когда она останется одна, не за горами, и она это понимает. К тому же, если она останется, ей придется заниматься хозяйством. Неужели она этого хочет? Не верю!

– Я не знаю точно, чего именно она хочет, но если она хочет остаться в Вальторсе, то, уж наверное, отдает себе отчет в том, что имение требует определенных забот, – сердито отбивалась Лаура.

– Ну еще бы! – насмешливо заметил Гвиде и, тяжело ступая, направился к двери. – Похоже, нам придется в конце концов оставлять свои земли женщинам. А то и вообще чужакам.

Элеонора и Лаура промолчали, и Гвиде вышел за порог. По его чересчур прямой спине было видно, как он напряжен и как тяжело у него на душе.

Элеонора вновь принялась было за работу, но вскоре опять подняла голову, не в силах успокоиться. Когда она снова заговорила, ее нежный голос звучал устало и печально:

– Знаешь, я, в общем-то, девочку не виню. Но по-моему… Столько бессмысленных потерь кругом!.. И человек этот мне нравился.

– И мне он нравился, мама! И Пьере тоже. Но он был… чересчур добрый.

Ее слова заставили Элеонору улыбнуться.

– Замечательно! – сказала она. – Но в таком случае объясни мне, чего же вы все-таки хотите? Вы обе? Если хорошие и добрые женихи вас не устраивают? Между прочим, здесь, у нас в горах, не так уж и много хороших и добрых женихов! А на молодых людей из долины вы и смотреть не желаете – все боитесь, что они вас из дома увезут. Скажи, за кого же вы замуж-то собираетесь?

– А я не знаю, хочу ли я замуж, – спокойно ответила Лаура. – Где те простыни, что починить нужно?.. Хотя Пьера, как мне кажется, замуж все-таки