Суровая расплата. Книга 1: Тень среди лета. Предательство среди зимы - Дэниел Абрахам

или иначе, Ота не нарушал мирное течение жизни в Мати, но теперь каждая миска супа, от которой отказывается его отец, и каждая бессонная ночь старика приближают тот час, когда мир рассыплется в прах.

– А как его жёны? – спросила Хиами.

– Довольно хорошо, – ответила Идаан. – То есть некоторым точно неплохо. Похоже, две новенькие, из Нантани и Патая, даже рады, что все так складывается. Ну, ты понимаешь – они ведь моложе меня.

– Да, как не понять. Рады будут вернуться в свои семьи. Для старших все гораздо тяжелее. Они прожили здесь десятилетия, и возвращаться в места, которые уже стерлись из памяти…

Тут Хиами почувствовала, что теряет самообладание, и сцепила лежащие на коленях руки. Идаан не сводила с нее глаз.

Хиами приняла позу извинения.

– О нет, это ты меня прости, – сказала Идаан.

Неужели дочь хая по одному только жесту догадалась о том, сколько страха накопилось в сердце собеседницы?

Любимый и такой добрый, малость рассеянный и порой даже слишком простодушный муж Хиами тоже может в скором времени умереть. Все изобретенные или пока еще только задуманные Биитрой конструкции из веревок и деревянных брусков после его кончины, а вернее, его насильственной гибели станут никому не нужны. И она тоже… О, если бы только он смог выйти из этой схватки победителем! Если бы только сумел убить двух братьев! Тогда тяжесть расплаты легла бы на плечи их жен, а не на нее.

– Не расстраивайся, милая, – сказала Хиами. – Если пожелаешь, сразу по возвращении мужа я пошлю к тебе гонца. Биитра ведь и до утра может провозиться на руднике, а если заинтересуется сложившейся там ситуацией, то пробудет и дольше.

– А когда вернется, выбившись из сил, сразу уляжется спать, – с легкой улыбкой подхватила Идаан. – И я еще несколько дней его не увижу и ничего от него не услышу. А к тому времени либо смогу решить мою проблему, либо воспользуюсь советом кого-нибудь другого.

Хиами невольно усмехнулась. Молодая дочь хая была права, и от ее искренности, пусть и завуалированной, как будто стало легче дышать.

– Ну, раз так, быть может, я попробую тебе помочь? – сказала она. – Поведай, что привело тебя сюда, сестра.

К ее немалому удивлению, Идаан залилась краской:

– Я… я хочу, чтобы Биитра поговорил с нашим отцом. Об Адре. Адре Ваунеги. Мы с ним…

– А, вот в чем дело, – сказала Хиами. – Понимаю. То есть в этом месяце не было?

Идаан не сразу поняла вопрос, а когда поняла, покраснела еще гуще. Настолько, что румянец под слоем пудры показался ненастоящим.

– Нет, дело не в этом. Просто я думаю, что Адра – тот самый, единственный. Он из хорошей семьи. – Идаан говорила быстро, будто пыталась своей торопливой речью защитить Адру. – Его семья имеет долю в торговом Доме, и родословная хорошая…

Хиами приняла позу, которая заставила девушку замолчать.

Идаан опустила глаза, посмотрела на руки, а потом улыбнулась. Это была улыбка юных влюбленных, в которой всегда отражаются одновременно и страх, и радость.

Хиами сразу вспомнила, как сама когда-то проживала такие моменты, и сердце защемило.

– Даю слово: когда Биитра вернется, пусть даже будет валиться с ног от усталости, я поговорю с ним об этом.

– Спасибо, сестра, – поблагодарила Идаан. – А теперь… теперь я должна идти.

– Так скоро?

– Я пообещала Адре рассказать, чем закончится разговор с братом. Он ждет меня в саду возле башни.

Идаан приняла позу извинения, как будто стеснялась того, что хочет быть с возлюбленным, а не с женщиной, которая годится ей в матери и вяжет с единственной целью – одолеть разливающийся в душе мрак.

Хиами жестом приняла извинение и позволила девушке удалиться. Идаан улыбнулась и направилась к двери.

Когда синие с золотом одежды дочери хая уже почти исчезли из виду, Хиами неожиданно для себя громко спросила:

– Тебе с ним не скучно?

Идаан обернулась и вопросительно посмотрела. А Хиами подумала о своем Биитре и о том, что за любовь всегда приходится платить.

– Я о твоем мужчине, об Адре. Если он не дарит тебе радость, не умеет развеселить, лучше не выходи за него.

Идаан улыбнулась и, быстро приняв позу ученической благодарности к наставнице, покинула комнату.

Хиами сглотнула и несколько раз глубоко вздохнула. Убедившись, что контролирует свои страхи, взяла из корзины вязанье и распорядилась, чтобы в комнату вернули поющего о Старой Империи раба.

Когда Биитра выбрался из шахты, солнце уже зашло, серп луны стал тонким, как срезанный ноготь, а звезды словно отражали свет горняцких ламп.

Промокшая одежда липла к ногам, серо-фиолетовый халат стал черного цвета.

Холодный вечерний воздух словно иголками колол кожу, на псарном дворе возбужденно лаяли охранявшие рудник собаки; у них из пасти, как и у Биитры изо рта, вырывался белый парок.

Старший мастер шахты Дома Дайкани принял позу глубочайшей признательности. Биитра, хоть пальцы и онемели от холода, сумел легким жестом принять эту благодарность.

– Если такое повторится, сразу посылайте за мной, – сказал он.

– Конечно, высочайший! Как прикажете!

Телохранители сопроводили хозяина к паланкину, носильщики подняли шесты на плечи. И только теперь, когда все проблемы в шахте были решены, усталость навалилась на Биитру, точно массивная каменная плита.

Ехать во дворец в паланкине, безусловно, предпочтительнее, чем шагать по чавкающей стылой слякоти, но Биитра, поразмыслив, отказался от обоих вариантов и жестом подозвал начальника свиты:

– Переночуем в предместье. Там, где обычно.

Телохранитель принял позу, означавшую, что приказ принят к исполнению, и, пройдя вперед, повел за собой по темным улицам носильщиков паланкина и людей из своей команды.

А Биитра запахнул поглубже теплый, подбитый заячьим мехом халат и обхватил себя руками. Его знобило, и он жалел, что не снял халат, прежде чем спуститься на нижние штольни.

Руда на этих равнинах была так богата серебром, что казна Мати могла бы обойтись без шахт на севере или на западе. Да только жила ушла уж слишком глубоко.

В стародавние времена, когда Мати считался задворками Империи, сюда прислали поэта, державшего в подчинении андата по имени Вздымающаяся Вода. Тогда, если верить легендам, вода не успевала скапливаться в шахтах, уходила будто под напором какой-то силы. И только после Великой войны, когда поэт Манат Дору подчинил андата Размягченный Камень, Мати стало местом, где строились самые перспективные рудники, а заодно пристанищем торговцев скобяными товарами, серебряных дел мастеров, игольщиков и алхимиков с Западных земель.

Но однажды Вздымающаяся Вода исчез, и пока никто не смог снова его пленить, так что без водоподъемников было не обойтись.

Биитра мысленно вернулся к возникшей