Миттельшпиль - Шеннон Макгвайр

ее. Она хотела бы ответить на его участившиеся намеки на брак, детей, дом в Олбани или на холмах Беркли. Она хотела бы рассказать ему, что все будет совсем не так, как он хочет, что она здесь только потому, что должна, и хотя некоторые аспекты их отношений вышли довольно органичными – то, что она выбрала сама, а не то, что ей приказали сделать, – эти отношения сами по себе были спроектированы с самого начала. То же самое можно было бы сказать о них обоих. Они оба появились в этом мире не тем путем, каким должны появляться дети. И вряд ли они покинут его так, как остальные люди.

Роджер морщит нос, что-то недовольно бурчит и поворачивается на бок. Эрин, воспользовавшись возможностью, соскальзывает с кровати. Если он займет всю кровать, когда снова перевернется на спину, она будет спать на диване, как бывало уже не раз. Роджер понимает. В этом весь он.

Иногда она сравнивает его с единственным мужчиной, с которым раньше жила, – с Дарреном, своим братом, который весь состоял из грубых линий и острых углов. Если бы она вышла из спальни, он бы последовал за ней, спрашивая, почему она нарушила его сон, почему исчезла, когда должна быть с ним, и обвиняя ее в том, что она нарушает естественный порядок вещей.

Они стали бы спорить, он – низким, твердым, разумным голосом, а она – все больше повышая тон, пока вокруг не полопалась бы вся стеклянная посуда, принесенная в жертву на алтаре их гнева. Ссора закончилась бы с наступлением утра или когда один из них признал бы, что неправ (смотря что случилось бы раньше), и тогда они, затихнув, заснули бы вместе, свернувшись в клубок, как щенки.

Со дня его смерти прошло уже достаточно много времени, а он все еще ее преследует. Порой она думает, что он будет преследовать ее, пока она не уйдет за ним в пустоту, которая ожидает таких, как они, по ту сторону завесы. Как близнецов всюду сопровождают рубцы от запусков и перезапусков их личной временной линии, ее всюду сопровождает парень, бессмысленно умерший на кукурузном поле. У него нет могилы. Она – его живой мавзолей.

Эрин, скрестив ноги, садится на диван и ждет. Спустя три минуты после наступления полуночи звонит телефон. Она принимает вызов. Подносит телефон к уху.

– Здравствуй, Эрин.

Она чуть не роняет телефон.

Обычно вечерний отчет принимает Ли – она, конечно, змея, но змея, которую Эрин знает досконально, а та так же хорошо знает ее. Ли создала ее, вылепила, вплоть до цвета кожи и текстуры волос. Ли – не ее мать, скорее ее архитектор, и одна из них однажды убьет другую, но Ли – своя. А этот голос…

Этот голос одновременно и мягче, и жестче, железный прут, завернутый в бархат, который трется об обнаженную кожу в тошнотворно-сладкой пародии на соблазнение. Эрин не разговаривала с Ридом много лет – с тех пор, как покинула лабораторию, – но она все равно знает этот голос. Она прекрасно его знает.

– Сэр, – с трудом выдавливает она: горло пересохло, рот будто набит пеплом.

– Ты отлично справилась с наблюдением за языковым аспектом твоей пары. Математика сама по себе безвредна. Чтобы пистолет выстрелил, нужен спусковой крючок. – Он усмехается собственной шутке; сухой смешок похож скорее на бряцанье костей в могиле, чем на смех. Когда он говорит снова, на веселость не остается даже намека: – Твое задание изменилось. Убей его.

– Сэр?

– У нас есть кандидаты получше, пара, которая смогла созреть без разделения, и нельзя допустить, чтобы, когда Доктрина попытается принять физическую форму, она запуталась в телах. Миддлтон стал обузой. Я ценю твою службу, и тебе необходимо закончить этот эксперимент. И замести все следы. Мы ждем твоего возвращения не позднее чем через неделю – о, и, Эрин? Постарайся на этот раз придумать что-нибудь, не привлекающее внимания. Нельзя же бесконечно все сваливать на неисправность проводки.

Линия замолкает. Звонок окончен. Эрин опускает телефон и тупо глядит в коридор. На том конце спит беззащитный, ничего не подозревающий Роджер. Он понятия не имеет, кто она, кого он пригласил в свой дом, в свою постель. Он никогда ее не подозревал, ни одной секунды. Она может позволить ему уйти вот так, позволить умереть в блаженном неведении, не зная, для чего он был создан, на что он способен. Это единственный вариант, насчет которого она на сто процентов уверена, что ни разу его не выбрала. Шансы на то, что Доджер сумеет самостоятельно перезагрузить временную линию до того, как умрет от шока из-за разрыва связи, близки к минимальным. Так что нет, этого Эрин не делала ни разу. Всякий раз, в каждой временной линии, при каждом перезапуске она выбирала отказаться от выполнения приказа. Она выбирала открытую борьбу.

Она так устала. Кукушки счастливо забывают о путешествиях в Невозможный город. Она – нет. Она не может выбраться из этой паутины бессчетное число жизней, и искушение поставить точку гораздо сильнее, чем она ожидала. Один взмах ножом, одно горло, и она не просто станет их миленькой убийцей. Она сможет вернуться в лабораторию, в уютный мир, для которого была создана, и собственными глазами увидеть, какой станет вселенная, если Доктрина в самом деле воплотится, в самом деле оживет.

Вселенная, которой будет править Рид, а Ли станет его правой рукой. В который раз – десятый? сотый? тысячный? – Эрин представляет эти варианты развития событий, а затем, по-прежнему зная, что ей предстоит сделать, встает с дивана; пара шагов – и сумрак дома поглощает ее.

Бегство

Лента времени: 00:15 PDT, 16 июня 2016 года (той же ночью)

– Уф!

Роджер садится на кровати, сон растворяется в непонятном тумане отрывочных образов. Красный цвет – по-настоящему красный, какой он никогда не видел собственными глазами – все еще стоит перед его мысленным взором, и он понимает, что ему снилась Доджер. (Или у них был общий сон: если предположить, что она все еще на побережье, неудивительно, что у них могут совпадать часы сна и они могут подсознательно тянуться друг к другу, даже если на сознательном уровне решили не контактировать. Он скучает по ней. Возможно, она чувствует то же самое.)

Еще не проснувшись окончательно, он опускает взгляд, чтобы понять, что в него прилетело. Это рюкзак – уже наполовину собранный. Заглянув внутрь, Роджер обнаруживает одежду, записные книжки и свой планшет.

– У тебя есть пять минут, – говорит Эрин холодным голосом. Она не подначивает,