Миттельшпиль - Шеннон Макгвайр

Он подобрал уже три, когда вдруг замечает, что снизу прямо на него смотрит портрет Доджер. Роджер морщится, поднимает и эту книгу и переворачивает, чтобы увидеть заголовок. «Ты + Я: математика социальных связей» – гласит название, а под ним написано ее имя более мелким, но таким же жирным шрифтом. Интересно, какого цвета обложка – такая же яркая и приторно-сладкая, как он думает, или нет. Интересно, принимала ли Доджер участие в разработке дизайна. Она так и не получила степень, но в дивном новом мире компьютеров, стартапов, TED-презентаций и людей, пытающихся предсказать следующий технологический прорыв, ей это было не нужно. Она занимается математикой в реальном мире с тех самых пор, как он, вернувшись в университет спустя три недели после землетрясения, обнаружил, что она покинула городок, оставив только записку в его почтовом ящике.

Роджер, похоже, теперь твоя очередь. Это справедливо. В прошлый раз тебя бросила я. Свяжись со мной, если я когда-нибудь тебе понадоблюсь. Люблю тебя.

Твоя сестра

Она не оставила свой номер, и это было так на нее похоже: она резонно считала, что даже если он не захочет говорить в том пространстве, которое они создали между собой, он будет знать или, по крайней мере, найдет другой способ, как с ней связаться. Он не знает, была ли она права. Потому что он ни разу не пытался ее найти. Каждый раз при одной только мысли об этом он чувствует, как земля уходит из-под ног, слышит, как вокруг рушатся стены, и вспоминает, что все это произошло по их вине. Вместе они опасны. Так не должно быть – все законы физики и природы, простая линейная реальность говорят, что так не может быть, – но это так. Он не может рисковать. Неважно, как сильно ему хочется ее увидеть, неважно, как сильно он ее любит, он не может рисковать.

Он кладет ее книгу на нужную полку вместе с другими книгами по той же тематике и уже не в первый раз надеется, что она счастлива, где бы ни была. И понимает, что на этот раз он сбежал не для того, чтобы спасти себя. Он сбежал, чтобы спасти мир.

Студенческий городок Беркли восстанавливался довольно долго. Даже спустя семь лет после землетрясения, изменившего облик округа, еще остаются следы разрушений, впечатанные в архитектуру. Башня с часами скрыта под строительными лесами – ее восстанавливают.

Есть аспиранты, для которых башня всегда была накренившейся, молчаливой, искалеченной великаншей, наблюдающей за их повседневными делами. Пересекая главную площадь кампуса, они останавливаются, смотрят на скрывающие башню щиты и ощущают смутное чувство потери, как будто то, чему полагалось быть вечным и неизменным, меняется, и неизвестно, к лучшему ли.

(Другие аспиранты и преподаватели тоже останавливаются и тоже смотрят на башню, но совсем с другими чувствами. Их охватывает облегчение, как будто мир наконец-то возвращается в нормальное русло. Починка часов не может обратить время вспять или воскресить мертвых, но это символ долгожданного восстановления.)

Роджер идет по каменным мозаичным дорожкам от новой библиотеки к главной площади городка и, как всегда, старается не замечать, сколь многое вокруг изменилось по сравнению с тем днем, когда он впервые пришел сюда на экскурсию по кампусу полным надежд первокурсником с широко распахнутыми глазами. Практически ни один фасад не избежал изменений. Исчезли старые деревья с крепкими стволами – во время сильной тряски их попросту с корнями выдернуло из земли. Даже дорожки изменились. Большинство выложены из тех же искусно подобранных обломков каменных плиток, которые встретили его в тот день, когда он впервые ступил на территорию кампуса – невинный, не ведающий, что его ждет. На деле после землетрясения их выкопали и переложили заново, создав легкую иллюзию непрерывности мира, который, казалось, внезапно ее лишился. Он не отрывает взгляда от дорожки. Если смотреть на нее достаточно сосредоточенно, почти удастся притвориться, что ничего не изменилось.

Университет Беркли не закрывался ни на один день, ни даже на час. Кампус и город были разрушены, но нужно было многое сделать: провести траурные церемонии, обследовать комнаты, – так что в кампусе было оживленно, словно в улье, всюду светились фонарики и звенели голоса, пока не прибыли спасатели и не помогли разобрать обломки. После этого казалось, что лучше всего просто… продолжить занятия. Занимались на открытых площадках, во внутреннем дворе – везде, где не было опасности обрушений. Некоторые преподаватели и энергичные аспиранты вызвались помочь студентам, чья работа была уничтожена землетрясением. А когда штат не взял со студентов плату за семестр в рамках ликвидации последствий стихийного бедствия, выживание университета было гарантировано. Студенты Беркли стали одними из самых преданных в мире.

Но не все. Некоторые перевелись; в основном это были специалисты в области компьютерных наук, которым для получения диплома были необходимы компьютерные лаборатории, так что они с извинениями на устах и отблеском будущего в глазах отправились в Стэнфорд или в Калифорнийский университет в Санта-Крузе. Некоторые бросили учебу, потому что так и не оправились от событий того ужасного дня, выбившего землю у них из-под ног. А некоторые просто уехали. Например, Доджер. Только что она была здесь, а вот ее уже нет: она собрала уцелевшие после землетрясения вещи и исчезла; предположительно, вернулась в родительский дом южнее по побережью, но в действительности… это ведь Доджер. Кто знает, где она оказалась?

Роджер не пытался ее найти – ни тогда, ни сейчас. После того, что они сделали вместе… Нет. Неважно, как сильно он по ней скучает, некоторые вещи просто нельзя допускать.

Он идет через кампус к Телеграф-авеню, которая тоже теперь выглядит по-другому. Некоторые старые здания канули в Лету, уступив место новым постройкам; от других остались только скелеты и груды обломков – им предстоит обрести новых владельцев, которые расчистят место и построят что-нибудь новое и блестящее – никогда не чувствовавшее подземных толчков и не ощущавшее, что вот-вот рухнет. Некоторые из старых заведений пережили землетрясение благодаря укрепленному фундаменту и причудам географии: «Распутин Рекордс» все еще на месте, как и «Моес Букс». Он недостаточно хорошо помнит невысокие здания слева по улице, чтобы понять, пережила ли землетрясение оригинальная пиццерия «Фэт Слайс» или ее перестроили. По крайней мере, рецептура осталась прежней, и он думает, что это не хуже, чем сохранить оригинальные стены. А может, и лучше.

(В глубине души он всегда будет рад, хотя ему стыдно за эту радость, что этот