Миттельшпиль - Шеннон Макгвайр

Он поднимает взгляд. Она стоит на пороге, одетая в темно-серые леггинсы и такую же майку. Она выглядит так, будто собралась на йогу или на пробежку.

– Что? – Роджер трет глаза, надевает очки и смотрит на часы на прикроватной тумбочке. – Эрин, уже за полночь. Что случилось?

– Нам нужно убираться отсюда. – Это просто констатация факта, спорить здесь не о чем. – Нет времени объяснять. Просто доверься мне.

– Я тебе доверяю, но, Эрин, я не собираюсь выбираться из постели и… убегать… потому что тебе приснился кошмар. – Он пытается придать лицу выражение понимания, но чувствует только недоумение. – Иди ко мне. Ты можешь все мне рассказать.

– В начальной школе ты услышал у себя в голове голос своей сестры. Я не знаю более точно, когда это началось в этой временной линии, потому что ты не доверял мне настолько, чтобы об этом рассказать, но я полагаю, что где-то между семью и девятью годами. Однажды ты сказал мне, что это «золотая пора», в которой маленькие дети принимают любые факты.

Это была другая временная линия, другой Роджер. Ее воспоминания об этом разговоре туманны, но то, что она это помнит, означает, что это было важно, что он сказал ей сохранить эту информацию независимо от того, что будет дальше. Она помнит его без очков, с короткой стрижкой и усами. Это просто внешность; в малозначимых ситуациях он повел себя по-другому, и вот теперь перед ней почти, но не совсем тот же Роджер.

Они уничтожают себя всякий раз, когда уничтожают мир. Их прошлое усеяно непогребенными телами людей, которыми они решили не становиться.

Роджер изумленно таращится на нее, потом захлопывает рот и садится прямее, в глазах появляется застарелая настороженность.

– У меня нет сестры, – лжет он на автомате. И стыдится этой лжи, краснеет, но продолжает: – И даже если есть, это не делает нас… чем бы то ни было.

– Я в курсе, что большинство людей верит каждому твоему слову, но мы с Доджер жили в одной квартире до того, как я стала твоей девушкой, и я не собираюсь ее забывать. Она твоя сестра, и если ты в опасности, то и она тоже. Я должна была остаться с кем-то из вас, а ты более опасен, поэтому я с тобой. Мы должны ее найти. – Эрин поджимает губы. – Как думаешь, она услышит тебя, если ты выйдешь на связь? Попробуй. Ее нужно предупредить. Я на самом деле не знаю, под наблюдением она или нет, и, если за ней следят, может оказаться, что бежать без толку.

Эрин не может рассчитывать, что в этой версии происходящего у них хватит времени добраться до Доджер. Проблема в том, что, когда все начинаешь с нуля, что-то меняется. И если изменения слишком значительные, это конец игры, и она жертвует собой ради плана, который обречен на провал.

Роджер смотрит на нее со все возрастающей тревогой. Он умен. Есть вещи, о которых за прошедшие годы он ни разу не вспоминал, моменты, когда она выходила из роли, пытаясь его предупредить. Она видит, как он собирает кусочки воедино, как они складываются в целую картину, как бы мало ему этого ни хотелось.

– Эрин, – говорит он наконец, – милая, ты в порядке?

– Доджер Чезвич – твоя сестра, – отвечает она. – Отрицание – это забавно, и, если быть честной, я его поощряла, но время отрицаний прошло. Теперь надо проснуться, если не хочешь, чтобы на этом все закончилось. Ты что, действительно забыл, что я о ней знала? Ты настолько сильно убежал от себя самого? Я что, просто так позволила бы тебе все эти годы держать ее фотографию возле нашей кровати? Серьезно, ты же достаточно умный. Подумай сам.

– Это не значит… – Он обрывает сам себя, замирает и бросает на нее подозрительный взгляд. – Из того, что она моя сестра, не следует все остальное.

– Еще как следует. Мы уже встречались раньше, Роджер, на невероятной дороге, и я знаю, как ты появился на свет.

Настоящий ответ намного больше и сложнее, но только такой ответ он может принять здесь и сейчас, а ей необходимо, чтобы Роджер его принял. Необходимо заставить его шевелиться. Если к утру она не выполнит приказ, они об этом узнают и пришлют кого-то, кто выполнит. Она не единственная, кто умеет охотиться.

– Так ты можешь связаться с ней или нет?

– У меня нет ее номера.

– Я не об этом. – Эрин холодно на него смотрит. – Закрой глаза и свяжись с ней. Я знаю, что ты можешь. Ты тоже знаешь. Сейчас у нас нет времени на твои долбаные заморочки, Роджер, и мне не хватит терпения сидеть и держать тебя за руку, пока до тебя дойдет. Я рискую собственной жизнью, чтобы спасти твою. Так прояви хоть каплю благодарности и свяжись уже со своей чертовой сестрой.

Он опять изумленно таращится на нее, пока она идет мимо кровати и, встав на колени, открывает нижний ящик своего комода. Отодвинув в сторону слой нижнего белья и средств гигиены – Роджер всегда с пониманием относился к ее месячным, без проблем мог сходить в аптеку, если она просила (частично она объясняет это количеством времени, которое он провел в голове у Доджер), но пачка тампонов, лежащая на том, что она хотела от него скрыть, всегда отлично его отпугивала, – она достает обитую свинцом коробку. На ней нет защелки: она запечатана воском.

Эрин разбивает восковую пластину одним сильным ударом и оглядывается через плечо на Роджера. Его глаза по-прежнему открыты. Он даже не шелохнулся.

– Они узнают, – тихо говорит она. – Когда взойдет солнце, а у их небольшого научного эксперимента не обнаружится внезапного прилива сил, они поймут, что ты еще дышишь. Они придут к заключению, что я провалила задание, что ты оказался мне не по зубам, и отправят кого-нибудь другого закончить то, что я, по их мнению, начала. У нас есть время до того момента, когда они окажутся здесь и не обнаружат тел; они поймут, что я сбежала, и что тогда? Хрен знает что. Поэтому свяжись с ней прежде, чем мы скроемся.

– Эрин, хватит. Что бы это ни было, прекращай. Это не смешно.

– Я не пытаюсь тебя рассмешить. Я пытаюсь спасти твою тощую неблагодарную задницу.

Она отворачивается. Открывает коробку. Вынимает содержимое. Встает и поворачивается к нему лицом.

Роджер издает глухой булькающий звук, будто он пытается говорить, но рот у него наполнен бетоном. Улыбка Эрин тонкая, как лезвие ножа, и