Эпифания Длинного Солнца - Джин Родман Вулф

Кровь покосился вправо.

– Тут, лохмать его, путаница какая-то. Мы по той бабенке с флагом, вырядившейся под мужика, не стреляли, и я с этим хочу разобраться прямо сейчас. Если насчет этого останутся вопросы, разговаривать без толку. Я в нее не стрелял и стрелять никому не приказывал. Никто из моих парней тоже в нее не стрелял и команды такой никому не отдавал, ясно? Готова ты сказать: Пас, мол, с ним, без претензий?

Майтера Мрамор слегка запрокинула склоненную набок голову, обозначив сим приподнятую в удивлении бровь.

– Но кто-то же выстрелил в нее из окна твоего дома, Кровушка. Я сама видела.

– Ну да, видела, и тривигантки намерены с кем-то за нее поквитаться. И, я считаю, правильно. Только мы-то с парнями тут ни при чем. Мы в нее не стреляли, и никаких препирательств на этот счет быть не может. Пока этого дела не уладим, говорить смысла нет.

Майтера Мрамор коснулась его плеча.

– Понимаю, Кровушка. Но ведь ты знаешь, кто виноват? Нам виновных укажешь?

Кровь призадумался. Апоплексически красное, лицо его побагровело сильнее прежнего.

– Если… – С этим он бросил быстрый, едва заметный взгляд в сторону одного из солдат. – Да, разумеется.

Несколько человек в латах негромко забормотали, выражая согласие.

– Что ж, для нашей стороны это приемлемо, – объявила майтера Мрамор. – Я доложу вышестоящим, генералиссимо Оозику и генералу Сабе, что ты не имеешь к убийству посланницы никакого касательства и готов свидетельствовать против виновных. Кто они?

Однако Кровь оставил ее вопрос без ответа.

– Вот и хорошо. Замечательно. Они не пойдут на штурм, пока я говорю с тобой?

– Разумеется, нет, – подтвердила майтера Мрамор, мысленно моля богов, чтоб это оказалось правдой.

– Тебе, наверное, сесть хочется? Уж мне-то точно. Идем сюда. Думаю, сговоримся.

Жестом пригласив майтеру Мрамор в обшитую деревом гостиную, он вошел следом и накрепко затворил за собою дверь.

– Парни мои на взводе, – объяснил он, – и я рядом с ними тоже как на иголках.

Майтера Мрамор опустилась в обитое гобеленом кресло, слишком глубокое, чересчур мягкое на ее вкус.

– Так это все мои внуки? Твои сыновья?

– Сыновей у меня нет ни единого. А моей матерью ты назвалась… видимо, потому, что пришла говорить от ее имени?

– Я и есть твоя мать, Кровушка.

Приглядываясь к нему, майтера Мрамор узнавала в его грубом, плутоватом с виду лице собственные, прежние собственные черты, не говоря уж о великом множестве черт его отца.

– Полагаю, выяснив, кто я, ты видел меня либо послал кого-нибудь поглядеть, а затем описать тебе, и теперь не узнаешь. Вполне тебя понимаю. Тем не менее ты все равно мой сын.

– Стало быть, моей смерти ты не желаешь… или как? – рефлекторно воспользовавшись неожиданным преимуществом, осведомился Кровь.

Майтера Мрамор разжала руку, и палка с белым флагом мягко упала на ковер.

– Нет, нет. Конечно же, нет. Пожелай я твоей гибели, все было бы намного проще. Кто-кто, а уж ты-то должен это понимать.

Умолкнув, она на время задумалась.

– Состарилась я задолго до того, как ты выяснил, кто я, и до недавнего времени, должно быть, выглядела значительно старше. Я ведь родила тебя уже в сорок… для матери-био – старость ужасная!

– Она пару раз приходила, когда я был совсем маленьким. Я ее помню.

– Каждые три месяца, Кровушка. По разу на каждое время года, если мне удавалось уйти из мантейона одной. Сибиллам ведь положено выходить в город парами, а устав, хочешь не хочешь, требовалось соблюдать.

– А она… моя мать… мертва?

– Приемная мать? Не знаю. Я потеряла с ней всякую связь, когда тебе было лет девять.

– Я про те… про Розу! Майтеру Розу, мою настоящую мать!

Майтера Мрамор негромко стукнула себя пальцем в грудь.

– Это я.

– А как же прощальное жертвоприношение в ее честь? Та, другая, сибилла мне так и сказала…

– Да, некоторые части ее тела мы сожгли, – признала майтера Мрамор. – Но остальное, большая часть содержимого гроба, принадлежало мне. То есть Мрамор, хотя я сохранила за собой сие имя. Так оно проще, особенно когда имеешь дело с детьми, да и от моей личности при мне осталось немало.

Кровь поднялся на ноги и отошел к окну. Над полуразрушенным участком стены маячила тускло-зеленая орудийная башенка пневмоглиссера стражи.

– Открою окно, не возражаешь?

– Разумеется, нет. Напротив.

– Хочу сразу услышать, если начнут стрелять. Чтоб вовремя остановить их.

– В точности мои мысли, Кровушка, – кивнула майтера Мрамор. – Кое-кто из ребятишек обзавелся пулевыми ружьями, а почти у всех остальных имеются иглострелы. Возможно, их следовало отобрать, но, боюсь, они еще пригодятся нам на обратном пути. Впрочем, самые отъявленные озорники все равно их попрячут… хотя действительно испорченных среди наших детишек нет…

Усталый вздох ее прозвучал, словно кто-то провел мокрой шваброй по мозаичном полу.

– Помню, как она без руки осталась, – негромко признался Кровь. – Обычно-то по голове меня гладила да приговаривала… ну, знаешь, что-нибудь вроде: о, большой-то уже какой… Раз приходит, а ладонь у нее совсем как твоя…

– Не просто «совсем как», а именно эта самая, – поправила его майтера Мрамор, вскинув ладонь к плечу.

– Я и спрашиваю: что стряслось? Я же тогда не знал, что она моя мать. Думал, просто сибилла… приходит к нам время от времени. Мать ее чаем с печеньем поила…

– Или с сандвичами, – дополнила его рассказ майтера Мрамор. – С прекрасными, нужно заметить сандвичами, хотя я всякий раз сдерживалась, съедала не больше четвертинки. По осени – бекон, зимой – сыр, весной – маринованный налим с зеленым луком на тостах, а летом – творог с жерухой. Помнишь, Кровушка? Тебя ведь тоже без сандвича не оставляли.

– Бывало, мне за день ничего больше и не доставалось, – с горечью буркнул Кровь.

– Знаю, знаю. Потому никогда и не съедала больше четвертинки.

– А рука… неужто вправду та самая? – усомнился Кровь, с изрядным любопытством разглядывая ее ладонь.

– Да, Кровушка, та же самая. Самой менять кисть – дело вообще не из легких, поскольку работать приходится одной рукой вместо двух, а мне пришлось особенно тяжело из-за множества новых деталей… вернее, из-за того, что я вернула себе множество старых. Работали они куда лучше, потому я и решила с ними не расставаться, но к новой сборке привыкнуть еще не успела, и это весьма затруднило замену рук, а что поделаешь? Сжигать их – непростительное расточительство: прежние износились гораздо сильнее.

– Даже если и так, матерью я тебя звать не намерен.

Майтера Мрамор улыбнулась, как всегда, чуть наклонив приподнятую голову вправо.

– Уже назвал, Кровушка. Там, в зале. Мамой меня назвал… как же приятно было это слышать!

На это Кровь не ответил ни слова.

– Ты, помнится, собирался открыть окно, – напомнила ему майтера Мрамор. – Отчего же не открываешь?

Кровь, кивнув, поднял оконную раму.

– Вот потому я ваш мантейон и купил. Тебе