Эпифания Длинного Солнца - Джин Родман Вулф

Из коридора, отражаясь эхом от каменных стен, донесся негромкий, но безошибочно узнаваемый треск иглострела.

– Это наверняка наш патера, патера кальд. В оружейном вопросе нам, надо заметить, повезло. У Меченоса оказался при себе меч и небольшой иглострел – по его словам, твой. Ты оставил его на кровати, а он прихватил, дабы при случае вернуть тебе, и отдал красноволосой девушке. Второй иглострел, куда больше, нашелся у тебя за брючным поясом. Им вооружился патера, чем снова изрядно меня удивил. Поистине, наш клир полон тайных возможностей!

Шелк, невзирая на боль и слабость, невольно заулыбался.

– Уж это точно, Твое Высокомудрие.

– Вчера вечером, незадолго до встречи с тобою, патера кальд, в том проулке я встретил твоего аколуфа, юного Росомаху. Он в изрядной растерянности.

– Прискорбно слышать, Твое Высокомудрие.

– Скорбеть на его счет не стоит, патера кальд. Его дядюшка – вернее, один из множества дядюшек – служит во Второй бригаде майором. Ты знал о сем?

– Нет, Твое Высокомудрие. О патере мне вообще известно не так уж много.

– И мне также, хотя он состоял у нас в писарях, пока мой коадъютор не отослал его к тебе. Сейчас он командует несколькими тысячами человек. Колоссальная ответственность для столь юной особы! Мало этого, отряд его, как он сообщил, растет с каждым часом, поскольку людям известно, что он твой аколуф.

Шелк не без труда сглотнул.

– Надеюсь, он не погубит их понапрасну, Твое Высокомудрие.

– Я также. Я полюбопытствовал, не трудно ли ему. Он ответил, что обсуждает каждую операцию с теми, кому предстоит идти в бой. Людей своих он находит весьма разумными, о военном деле кое-что знает из застольных бесед с дядюшкой, а после обсуждения, по собственным словам, бьется в первых рядах.

– Твое Высокомудрие упомянул, что он в изрядной растерянности.

– Так и есть, патера кальд, так и есть! – Встряхнувшись, Кетцаль приподнял уголок губ на толщину нити. – Ему довелось взять в плен собственного дядюшку. Да уж, наш клир полон тайных возможностей… представь себе унижение старшего! Одним словом, ситуация сложилась неловкая, но меня, откровенно сказать, забавляет.

– Меня тоже, Твое Высокомудрие. Благодарю тебя.

Кетцаль поднялся на ноги.

– Ладно. Веселиться будем, когда отыщем путь на свободу, а пока что… Могу я отправиться на поиски воды?

– Разумеется, Твое Высокомудрие.

– И ты даже не подумаешь вставать до моего возвращения? Дай слово, патера кальд.

Шелк сел.

– Прошу тебя, патера…

– Я должен пойти с тобой, Твое Высокомудрие. Пойти с тобой, отыскать воду, умыться и напиться, дабы сделать все возможное для Вирона и Гиацинт. Во-первых, тебе не во что набрать воды, а во‐вторых, далеко вам меня не унести даже вчетвером.

– Ты чудом не задохнулся, патера кальд, – склонившись над ним, напомнил Кетцаль. – Мы ведь всерьез сочли тебя мертвым, и мне вовсе не следовало намекать на чудеса. Вернуть к жизни умершего не по силам ни одному из богов, а если они и способны на нечто подобное, никто из них не удосужился бы порадовать нас этаким чудом. На самом деле, когда мы откопали тебя, ты был еще жив, и ожил вполне естественным образом…

Шелк пусть с трудом, однако без посторонней помощи поднялся.

– Твое Высокомудрие, при мне была трость. Трость, одолженная мастером Меченосом. В то время она мне не требовалась… или почти не требовалась, но сейчас пригодится.

– Держи. Пользуйся, – предложил Кетцаль, протянув ему посох.

– Ни за что, Твое Высокомудрие. Советник Лемур назвал меня… нет, нет, ни за что.

Коридор за их спинами оказался засыпан землей почти доверху. Утоптанная тропинка привела Шелка к проему в стене.

– Там вы меня и нашли, Твое Высокомудрие? Там, внутри?

– Да, патера кальд. Но если твоя девушка тоже здесь, под завалом, она, несомненно, уже мертва.

– Это я понимаю, – ответил Шелк, сунув в проем голову, – и в любом случае полагаю, что Гиацинт осталась в яме, с Чистиком, однако своей тростью мастер Меченос весьма дорожил, и мне она сейчас пригодится, а лежит, вероятнее всего, там же, откуда вы извлекли меня.

С этими словами он осторожно протиснулся в дыру несколько дальше, по грудь.

– Осторожнее, патера кальд.

Толщина крылокаменной стены не превышала кубита с небольшим. Углубление, вырытое за нею в осыпавшейся земле, казалось абсолютно темным. Попробовав выпрямиться, Шелк уперся макушкой в шероховатый свод. Сверху посыпалась струйками невидимая во мраке земля пополам с мелкими камешками.

– В любой момент обвалиться может, – сообщил Шелк покачивающемуся силуэту в коридоре.

– Вполне может, патера кальд. Будь добр, вылезай поскорее.

Погруженные в землю пальцы наткнулись на несколько коротких, туповатых выростов вроде корней. Обшарив карманы, Шелк отыскал карточки, полученные от Реморы, и принялся разгребать землю одной из них. Вскоре на одном из «корней» обнаружилось кольцо. Расчистив ладонь целиком, Шелк ухватился за нее, потянул, отгреб еще немного земли, потянул снова…

– Здесь, в коридоре, какой-то новый шум, патера кальд. Выбирайся оттуда, не медли.

– Твое Высокомудрие, я кого-то нашел. Под завалом есть еще кто-то… – Тут Шелк запнулся, не желая довериться собственному суждению. – Только, по-моему, это не Гиацинт. Ладонь слишком велика.

– Тогда неважно, чья она. Уходить нужно.

Вцепившись в руку еще крепче, Шелк собрался с последними силами и потянул ее на себя. Наградой ему послужила лавина осыпавшейся земли и объятия мертвеца.

«По сути, я разоряю могилу, – подумал он, отплевываясь от пыли и протирая глаза. – Граблю могилу этого человека снизу, лишая его и могилы, и даже мертвого тела».

Пожалуй, это должно было оказаться столь же забавным, как и казус с дядюшкой Росомахи, майором, однако нисколько не забавляло. Ухватившись за иззубренный край пролома в стене коридора, Шелк кое-как высвободил из-под осыпи собственное тело, а там, вернувшись в коридор (и неожиданно для себя самого всем сердцем обрадовавшись подземной прохладе, посвисту сквозняков и зыбкому зеленоватому свету), сумел вызволить тело погибшего из-под вновь завалившей его рыхлой земли.

Кетцаль куда-то исчез.

– Ушел искать воду, – пробормотал Шелк. – Быть может, вода оживит тебя, подобно тому, что оживило меня самого?

Увы, уши мертвеца оказались плотно набиты землей.

– Прости, доктор, – добавил Шелк, очистив лицо несчастного. – Прости и прощай.

Вздохнув, он вновь обшарил карманы, но, не найдя четок, вспомнил: четки остались в гостинице «У Горностая», в его собственных перепачканных, поношенных ризах. Казалось, с тех пор миновала целая вечность…

Извиваясь ужом, он снова протиснулся в темную полость за стеной коридора. В спальне «У Горностая» Гиацинт выкупала его – раздела, а после мало-помалу отмыла и вытерла насухо. Ему бы, пожалуй, следовало смутиться, но он, невероятно уставший, не чувствовал ничего – ничего, кроме смутного удовлетворения, легкой радости от того, что стал предметом внимания и заботы такой красавицы. Увы, вся ее забота пропала втуне, роскошные, почти неношеные ризы Реморы безнадежно погублены…

– Ты вернул меня к жизни, Иносущий, – возобновив раскопки, пробормотал Шелк. – Ах, если б еще и от грязи