Эпифания Длинного Солнца - Джин Родман Вулф

балок. Едва майтера Мята вскинула по-прежнему сжимавшую азот руку, вычерчивая в воздухе символ сложения, Грач, подбежавший сзади, сгреб ее в охапку и поволок прочь.

X

Кальд Шелк

– Позвольте мне, – настаивала майтера Мрамор в фэалицу поутру. – Уж в меня-то стрелять не станут.

Генералиссимо Оозик, оглядев ее левым глазом (правый глаз целиком закрывал тампон из хирургической марли), только пожал плечами.

Генерал Саба, командующая тривигантскими силами, поджала вислые губы.

– Мы уже потратили даром на эту, лохмать ее, виллу целую прорву времени, тогда как никто не может подтвердить…

– Ошибаешься, дочь моя, – твердо ответила майтера Мрамор. – Ошибаешься, и еще как. Мукор вполне способна подтвердить и подтверждает: наш патера Шелк там, в плену. Советники не блефуют.

– Странствующие духи!

– На самом деле только ее дух. Собственными глазами видеть одержимых мне не случалось, пока она не начала вселяться в наших учеников. На мой вкус, зрелище отнюдь не из приятных.

С этими словами майтера Мрамор поманила к себе Бивня.

– Ты сделал мне белый флаг? Превосходно! И древко великолепное, длинное… благодарю тебя!

Генерал Саба досадливо крякнула.

– Тебе не по нраву приведенные мною мальчишки с девчонками?

– Детям в бою делать нечего.

– Разумеется, нечего, – без тени улыбки, согласно кивнув, подтвердила майтера Мрамор. – Однако в боях они уже побывали, а некоторые и погибли. Сбежали, видишь ли, увязавшись за майтерой Мятой, почти все. После того, как Мукор удалилась восвояси, я долго думала, к кому обратиться за помощью, и, кроме наших учеников, мне не пришло в голову никого. Бивень и еще несколькие в действительности уже достаточно взрослые, гораздо взрослее великого множества зрелых людей. Вдобавок это послужило прекрасным поводом увести их из города, из самой гущи сражений, не так ли?

В поисках поддержки майтера Мрамор бросила взгляд на Оозика, но тот даже не подумал ее поддержать.

– Вот-вот, – зарычала генерал Саба, – из самой гущи сражений! Где сейчас так нужны отряженные сюда бойцы!

– Они… то есть некоторые из них бились не только с нашей армией, но и с твоими девушками, и не всем из них посчастливилось остаться в живых. Об этом я не рассказывала? Одни погибли, другие крайне тяжело ранены. Я слышала, Имбирь осталась без руки. Не сомневаюсь, твоим девушкам тоже досталось.

– И именно потому…

Майтера Мрамор уничтожающе хмыкнула (сим искусством она с недавних пор владела в совершенстве).

– Помнится, ты жаловалась, что мы зря тратим время. В этом я абсолютно с тобою согласна. Дабы пристрелить меня, если по мне откроют стрельбу, не потребуется и минуты. Тогда вы сможете немедля пойти на штурм. Но если с той стороны не станут стрелять, возможно, мне удастся поговорить с запершимися там советниками. В их силах приказать армии и стражникам, до сих пор бьющимся с вами…

– Второй бригаде, – подсказал Оозик.

Майтера Мрамор смиренно склонила голову, признавая его превосходство в осведомленности на сей счет.

– Да, Второй бригаде и солдатам нашей армии. Благодарю, сын мой. Советники могут приказать им сдаться, но никому не известно, вправду ли кто-то из них сейчас в Хузгадо.

Не дожидаясь ответа, она приняла из рук Бивня флаг.

– Я с тобой, сиба.

– Ни под каким видом!

Однако Бивень, даже не оглянувшись на предостерегающий окрик девушки из птероштурмовиков, проводил ее до разбитых ворот и остановился, уныло глядя вслед одинокой сибилле в строгом, но при этом удобном (не по росту коротковатом, а стало быть, не путающемся в ногах) парадном облачении майтеры Розы, осторожно одолевающей груду обломков камня пополам с гнутыми, торчащими во все стороны железными прутьями.

На коротко остриженной травяной дорожке, тянувшейся от ворот к вилле, дымясь, догорала пара убитых талосов. В нескольких шагах позади первого распростерлась ничком, рядом с белым флагом парламентера, адъютант генерала Сабы. Едва взглянув на всех троих, майтера Мрамор свернула на пышную зеленую лужайку, кружным путем обогнула чашу фонтана, чтобы не вымокнуть в облаке мелких брызг, разносимых по двору ветром, и подошла к портику парадного входа.

«Дом Кровушки, – подумалось ей. – Большой-то какой, роскошный…»

Отсюда явился в их мантейон тот коротышка с густо умащенными маслом кудрями – тот самый, кого они с Эхидной принесли ей в жертву. Первое время вспомнить, как она была Эхидной, практически не удавалось, но теперь искаженное мукой лицо коротышки в обрамлении пламени в тот миг, когда она удерживала его на алтарном огне, всплыло из глубин памяти во всех подробностях. Поможет ли ей Божественная Эхидна сейчас, отблагодарит ли за сию жертву? Пожалуй, та Эхидна, которую она долгие годы представляла себе за молитвами, осудила бы ее, прокляла за такое…

Однако выстрелов не последовало.

Ни пуль, ни ракет… ни звука, кроме посвистов ветра да треска белой тряпки на древке в ее руках. Какой молодой, какой сильной она себя чувствует!

А если остановиться здесь, если оглянуться на Бивня, откроют ли из дома стрельбу, уничтожив ее и перебудив ребятишек? Ребятишки в большинстве своем сейчас спят – или, по крайней мере, должны спать вон там, за оголившимися шелковицами. Неумолимое летнее пекло, ненавистная пустынная жара дезертировала как раз в тот момент, когда так нужна ребятишкам, бросила их спать в набирающем силу холоде наполовину миновавшей осени, дрожа, сбившись в кучку, словно поросята или щенки, в домах без кровель, с разбитыми окнами, с изрешеченными пулями, обгоревшими стенами… хотя почти все они утверждают, что охотиться за «аюнтамьентадос» и обирать их убитых куда как лучше, интересней учебы.

В окне возле самых дверей возникло крапчато-зеленое лицо.

«Только лицо, – слегка задрожав от облегчения, отметила майтера Мрамор. – Ни пулевого ружья, ни ракетомета… только лицо».

– Я пришла повидаться с сыном! С сыном! – крикнула она. – С моим сыном, Кровушкой! Передай ему: здесь его мать!

Невысокие каменные ступени вели наверх, к просторной веранде. Не успела майтера Мрамор коснуться ногой последней, парадные двери распахнулись. В дверном проеме показались солдаты вперемешку с био в посеребренных латах. («Био, вырядившиеся хемами, – рассудила она, – поскольку хемы храбрее»). За их спинами стоял еще один био – рослый, на удивление краснолицый.

– Доброго утра, Кровушка, – заговорила майтера Мрамор. – Благодарю тебя за тех белых кроликов. Да улыбнется тебе Киприда.

– А ты малость изменилась, мама, – осклабившись, заметил Кровь.

Несколькие из людей в латах захохотали.

– Да, так и есть. Когда мы сможем поговорить наедине, я все объясню.

– А мы думали, ты от лягв пришла, торговаться.

Майтера Мрамор обвела взглядом приемный зал. В искусстве она разбиралась неважно, но заподозрила, что туманный пейзаж на стене прямо перед нею – творение кисти самой Мартагон, причем не копия, подлинник.

– Главным образом да, Кровушка. Об этом нам тоже нужно поговорить. Боюсь, мы изрядно разрушили тебе стену… однако я рада видеть, что твой великолепный особняк не пострадал.

Двое солдат расступились в стороны, и Кровь шагнул ей навстречу.

– А уж как я рад, мама! Как я рад видеть, что мы с тобой целы!

– Потому и