Эпифания Длинного Солнца - Джин Родман Вулф

– Мы стремились восстановить мир… мир в Вироне. Кровь… точнее, Мускус, но Мускус – лишь орудие Крови… купил его, и…

– Купил весь город, патера кальд?

Шелк раскрыл было рот, но тут же сомкнул губы, не проронив ни слова.

– Так что же ты хочешь сказать, патера кальд?

– А ведь верно, Твое Высокомудрие. Верно, купил. Вместе с себе подобными… только до твоего вопроса я о сем не задумывался. Все перепутал… смешал одно с другим.

– Что именно, патера кальд?

– Мир и спасение моего мантейона. Иносущий попросил спасти наш мантейон, и я решил, что спасу его, если сумею восстановить мир: ведь тогда люди сделают меня кальдом и мне останется только отдать приказ…

Оборвав фразу, Шелк прикрыл глаза и на секунду-другую умолк.

– Однако Кровь, – продолжал он, – то есть люди наподобие Крови по-воровски прибрали город к рукам, наложили лапу на все и вся, кроме Капитула, а Капитул устоял лишь потому, что во главе его стоит Твое Высокомудрие. Без тебя…

– То есть после моей смерти, патера кальд?

– Если Твое Высокомудрие уйдет из жизни, они завладеют всем без остатка. Понимаешь, Твое Высокомудрие, на самом-то деле бумаги подписывал Мускус – тот самый, чье тело мы с тобою сожгли на алтаре. Купчую составили на его имя… и, помнится, я, подумав, каким ужасом обернулось бы все, будь Мускус настоящим владельцем, стиснул зубы, раздулся от показной храбрости, так как настоящей храбростью сроду не обладал, и принялся твердить себе, что допустить подобного не могу…

– По-моему, ты единственный из виронцев сомневаешься в собственной храбрости, патера кальд.

Однако Шелк его словно не слышал.

– Так вот, Твое Высокомудрие, я ошибся. Жестоко ошибся. Действительная опасность заключается вовсе, вовсе не в Мускусе. Таких Мускусов в Орилье – хоть пруд пруди, а этот, кстати, очень любил птиц… я об этом рассказывал?

– Нет, патера кальд. Если угодно, расскажи сейчас.

– В птицах Мускус просто души не чаял. Мукор рассказывала, что он любил птиц, а ей принес книгу о кошках, которых она вынашивала волею Крови. Увидев Орева, он решил, будто я завел птицу, только чтоб подружиться с ним, о чем я даже не помышлял, метнул в Орева нож… но промахнулся, и, я уверен, промахнулся намеренно. Кровь со своими деньжищами и корыстолюбием причинил Вирону куда больше вреда, чем все Мускусы, вместе взятые. Я всего-навсего стремился вырвать из лап Крови хоть какие-то крохи Вирона. Поначалу, как уже говорил, старался спасти собственный мантейон, но спасти один только мантейон невозможно… и нашего квартала, оставив все прочее как есть, не спасешь, теперь я это понимаю. Понимаю, но тем не менее Кровь мне нравится… либо я по меньшей мере хотел бы проникнуться к нему симпатией.

– Понимаю, патера кальд. Понимаю.

– Множество мелочей… мантейон, Гиацинт, Орхидея и Чистик, поскольку Чистик так много значит для майтеры Мяты. Чистик…

– Что «Чистик», патера кальд?

– Чистик ведь и толкнул меня, Твое Высокомудрие. А с Гиацинт мы вместе ехали в пневмоглиссере. С Гиацинт и с Твоим Высокомудрием, и прочими… прочими… полетели вниз, полковник Оозик…

– Оозика ты удостоил чина генералиссимо, – мягко напомнил Шелку Кетцаль.

– Да. Да, в самом деле. Он подал мне ухо, и я обратился к заключенным, сказал, что они свободны… а после мы рухнули наземь. Рухнули, распахнули люк, мы с Гиацинт выбрались из машины наружу…

– Ну что ж, патера кальд, я вполне удовлетворен. Дай слово, что даже не подумаешь вставать до моего возвращения, и я пойду искать воду.

Однако Шелк задержал его, что было сил вцепившись в бескостную, бескровную ладонь.

– Но сказать мне, что с нею, Твое Высокомудрие не может?

И вновь голова Кетцаля неторопливо, гипнотически медленно качнулась из стороны в сторону.

– Значит, ее увел Чистик. Зачем? Представления не имею, но должен, обязан вернуть ее. Забрать от него. Скажи, Твое Высокомудрие, что случилось со мной?

– Тебя завалило землей, патера кальд. Погребло заживо. Когда пневмоглиссер рухнул на землю, некоторые из нас выбрались наружу. Кто? Сам видишь: мы с тобой, и, судя по твоим словам, твоя девушка. Учитель фехтования с твоим врачом – тоже, в этом я уверен. Заключенные, спасаясь от стрельбы и взрывов, бросились к норе в дне ямы. Помнишь их?

На сей раз кивок удался Шелку без особых затруднений – разве что онемевшая шея отозвалась болью.

– Вокруг стенок норы спиралью вилась наклонная тропка, а завершалась нора проломом, ведущим в этот туннель. Стоило нам с мастером-фехтовальщиком нырнуть в пролом, наверху почти сразу же прогремел новый взрыв, и нора за проломом обвалилась. Можно сказать, нам исключительно повезло. Знаком ли ты с протонотарием моего коадъютора, патера кальд?

– Встречался, Твое Высокомудрие, но не могу сказать, что знаю его хорошо.

– Он тоже здесь. Признаться, этакой встречи я вовсе не ожидал, а уж он-то – тем более. С ним оказалась спутница, девица по имени Синель, утверждающая, будто знает тебя. В подземелья они спустились вчера, неподалеку от Лимны, и с тех пор пытались добраться до города.

– Синель, Твое Высокомудрие? Рослая, красноволосая?..

– В точности так. Экстраординарная девушка. Вскоре после взрыва заключенным вздумалось напасть на нас. Поначалу они держались мирно, но затем потребовали отдать им патеру с девушкой. Мы отказали, причем Меченос уложил четверых. Меченосом зовут мастера-фехтовальщика. Все ли тебе понятно?

– Абсолютно, Твое Высокомудрие.

– Далее мы начали откапывать путь наружу и нашли тебя. Подумали, что ты мертв, и мы с патерой принесли тебе Прощение Паса. Копать в конце концов бросили, осознав, что все наши старания безнадежны. Тут и дюжине землекопов с лопатами да тачками хватило бы работы дня на два.

– Понимаю, Твое Высокомудрие.

– Я к тому времени изрядно устал, хотя копал куда меньше, чем девушка. Остальные отправились на поиски другого выхода из-под земли. Патера со спутницей измучены голодом и знают тессеру, которая, по их мнению, позволит им попасть в Хузгадо. Ушли. За мной и твоим телом обещали вернуться, ну а я после их ухода молился за тебя.

– Но ведь Твое Высокомудрие не верит богам.

– Не верю, – подтвердил Кетцаль, закивав так, что его безволосая голова заплясала вверх-вниз на длинной тоненькой шее. – Мне ли не знать, что они собой представляют! Однако подумай вот о чем. Я верую в них. Верую. Вот ты вспоминал свой квартал. Многие ли из его жителей действительно веруют в бессмертных богов? Половина?

– Боюсь, значительно меньше, Твое Высокомудрие.

– А сам ты, патера кальд?.. Загляни к себе в сердце.

Шелк не ответил ни слова.

– Тогда вот тебе мои мысли, патера кальд. Сей молодой человек верует, любит богов даже после того, как узрел Эхидну. Я тоже верую в них, хотя доверия к ним не питаю. Ему хотелось бы, чтоб я о нем помолился, а значит, таков мой долг. Долг, каковой я нередко выполняю в надежде, что меня не услышат. Возможно, на этот раз одна из