Эпифания Длинного Солнца - Джин Родман Вулф

– Трость! Трость! – крикнула она.

Как можно крепче стиснув в руке набалдашник, как можно дальше склонившись назад, Шелк протянул трость в ее сторону. Спустя еще пару секунд гражданский пневмоглиссер, приблизившись вплотную, коснулся капотом кормы его машины… и Гиацинт, взвившись в воздух, прыгнула к нему. Подхваченный струями восходящего воздуха из сопел, подол ее алого платья вздулся пузырем, обнажая голые ноги. На миг Шелку показалось, будто она вот-вот упадет, но Гиацинт, приземлившись на наклонную корму, ухватилась за трость и победно замахала рукой конным офицерам, а многие из них отсалютовали ей либо замахали руками в ответ. Пока машина, в которой она догнала пневмоглиссер стражи, сворачивала вбок, чтоб скрыться в сумраке за пределами освещенного прожекторами круга, Шелк успел разглядеть и узнать правившего ею пилота: именно он ночью фэалицы вез Шелка домой, в обитель.

Гиацинт озорно улыбнулась.

– Смотришь, будто призрака увидал. Не ожидал гостей, а?

– Я думал, ты с нами, в машине. Надо было… прости, Гиацинт. Мне очень жаль. Ужасно жаль.

– Вот и правильно.

Чтоб расслышать ее, Шелку пришлось склониться к самым ее губам, и Гиацинт, пользуясь случаем, куснула, а после поцеловала мочку его уха.

– Оози меня прогнал. Не говори ему, что я с тобой, наверху.

Залюбовавшийся ее лицом, Шелк только и смог, что негромко ахнуть.

Кетцаль поднял посох, дабы даровать кому-то благословение, хотя Шелк не мог разглядеть за пределами слепящего зарева, окружавшего их троих, никого – ни единого человека, кроме конных офицеров. Рев пневмоглиссера слегка приутих; заминки в движении, сопровождаемые доносившимся снизу скрежетом, свидетельствовали, что капот машины то и дело цепляет булыжную мостовую.

– Ты говорила, что взяла пневмоглиссер, – сказал Шелк Гиацинт, – но мне подумалось, ты его… э-э… просто взяла.

Усевшись на крышу башенки, Гиацинт придвинулась к Шелку и ухватилась за комингс башенного люка.

– Я не умею их заводить. Ты тоже, верно? А этот пилот – мой друг, и денег я ему заплатила… немножко.

Процессия свернула за угол, и во мраке за освещенным кругом раздался дружный приветственный рев бессчетного множества глоток.

– Теперь и мы! Теперь и мы за Шелка! – прокричал кто-то.

Щеку слегка зацепила брошенная из толпы хризантема.

– Да здравствует кальд! – во весь голос выкрикнул кто-то еще.

На это толпа откликнулась громоподобным «ура», а Гиацинт, улыбнувшись, замахала рукой на две стороны, точно она и есть кальд, чем вызвала новую бурю ликующих криков.

– Куда мы едем? Оози не говорил?

– К Аламбрере! – Чтоб быть услышанным, Шелку пришлось перейти на крик. – Освободим заключенных! А после двинемся в Хузгадо!

Нагромождение ящиков и мебели – баррикада Лианы – расступилось, освобождая им путь.

Стоявший рядом с Шелком Кетцаль продолжал взывать к Девятерым:

– Будьте же благословенны во имя предивной Мольпы. Будьте же благословенны во имя Сумрачного Тартара…

«Все эти несчастные, обездоленные верят богам и из-за веры в богов избрали меня предводителем, – подумал Шелк, – вот только сам я не могу, не в силах довериться хоть кому-нибудь из богов, даже Иносущему».

– На твоем месте им доверился бы только глупец, патера кальд, – непринужденно, точно в застольной беседе, заверил его Кетцаль.

Шелк в изумлении вытаращил глаза.

– Разве я не говорил тебе, что всеми силами старался предотвратить теофании? Те, кого мы называем богами – не более чем призраки. Да, призраки могущественные, но лишь потому, что наделили себя сим могуществом еще при жизни.

– Я… – Осекшись, Шелк гулко сглотнул. – Я даже не думал, что размышляю вслух, Твое Высокомудрие. Прошу прощения. Мое замечание недопустимо крамольно.

Орев настороженно встрепенулся на его плече.

– Ты вовсе не размышлял вслух, патера кальд. Я просто вижу твое лицо, а опыта мне не занимать. Не смотри ни на меня, ни на свою девушку. Оглянись на людей. Помаши им. Смотри вперед. Улыбайся.

Оба замахали руками, а Шелк вдобавок, как уж мог, постарался улыбнуться. Глаза его успели привыкнуть к слепящему свету прожекторов настолько, что теперь он различал туманные темные силуэты за строем конных офицеров. Многие, в точности так же, как он – тростью, махали ему пулевыми ружьями.

– Эхидна сообщила нам, что Пас мертв, – отважился он процедить сквозь крепко стиснутые зубы, – а Твое Высокомудрие подтвердил ее правоту.

– Мертв, и давным-давно, кем бы он, несчастный старик, ни был в действительности. Прикончен собственной же семейкой, к чему все и шло, – подтвердил Кетцаль, ловко поймав брошенный кем-то букет. – Благословляю вас, дети мои! Благословляю… благословляю… да улыбнутся вам с чадами и домочадцами Всевеликий Пас и все бессмертные боги! Да пребудет их благодать с вами во веки веков!

– Шелк – наш кальд!!! Да здравствует Шелк!!!

– Да у нас настоящее турне по городу, – со счастливой улыбкой шепнула Шелку Гиацинт.

Шелк согласно кивнул и тут же почувствовал, как его улыбка становится искренней, теплой, сердечной.

– Взгляни на них, патера кальд. Настал их час. За это они лили кровь.

– Мир, люди! Мир! – взмахнув тростью, прокричал Шелк в надежде, что укрытая мраком толпа его слышит.

– Мир-р-р! – подтвердил Орев и, шумно захлопав крыльями, вспорхнул к нему на макушку.

Похоже, вокруг наконец-то становилось светлее: новый день вступал в свои права вопреки черной грозовой туче, нависшей над городом.

«Как вовремя! – рассудил Шелк. – Как вовремя нынче наступит ростень: солнечный свет и мир придут в Вирон рука об руку!»

Женщина чуть впереди с торжествующим криком замахала ему вечнозеленой хвойной ветвью, символом жизни. Шелк, помахав ей в ответ, встретился с нею взглядом и улыбнулся. Казалось, женщина вот-вот задохнется, лишится чувств от восторга.

– Самому себе цветы бросать не спеши, – с напускной суровостью сказала Гиацинт. – Еще немного, и ты – ты, не кто-нибудь – будешь виноват во всех их несчастьях.

– Ну так тем более давай наслаждаться всем этим, пока есть возможность.

При виде женщины с вечнозеленой ветвью Шелку живо вспомнилась одна из десятков тысяч картин, показанных ему Иносущим, – некий герой, въезжающий в какой-то чужой город под ликующие крики многотысячных толп, машущих огромными листьями наподобие опахал. Неужели Эхидна с отпрысками погубят и Иносущего? Что-то сродни моментальному озарению внушало уверенность: охота на него уже начата.

– Гляди, гляди, Орхидея! Вот-вот вниз свалится!

И вправду, луч света, направленный на флаг, выхватил из темноты Орхидею, высунувшуюся за окно на втором этаже – то самое, из которого Шелка окликнула Киприда – так далеко, что страшно было смотреть: еще чуть-чуть, и наверняка рухнет на мостовую. Очевидно, машина достигла Ламповой, а значит, до Аламбреры уже недалеко…

Стоило Гиацинт послать Орхидее воздушный поцелуй, что-то, взвизгнув над ухом, ударило в нос пневмоглиссера, словно в гонг. Пронзительному свисту, завершившемуся грохотом взрыва, вторил треск скорострелки. Кто-то завопил во весь голос, веля кому-то лечь, а еще кто-то, в кабине машины, вцепился в поврежденную лодыжку и потянул, потянул что было сил.

Однако Шелк, вместо того чтоб соскользнуть в люк, поднял взгляд кверху, к чему-то новому, исполинской величины, но вовсе не туче, заполнившему