Эпифания Длинного Солнца - Джин Родман Вулф

С этими словами он вручил Шелку бумажный лист.

– Только вначале лучше прочитай все до конца. Если угодно, вставь собственные мысли… однако я бы от текста слишком далеко не отклонялся.

Слова ползли от края к краю страницы, точно муравьи. Некоторые тащили в черных блестящих жвалах какой-то смысл, но большая часть шла порожняком.

Силы восставших… Городская стража… Восстание… Комиссары и Аюнтамьенто… Армия… Защитники Аламбреры… Восставшие и городская стража… Мир.

Вот оно, наконец-то: «мир»!

– Хорошо, – согласился Шелк, уронив листок на колени.

Оозик, подав знак кому-то за дверью, дождался тут же последовавшего ответа, откашлялся и поднес ухо к губам.

– Говорит генералиссимо Оозик, командующий стражей кальда! Обращаюсь ко всем воюющим сторонам, а особенно к силам мятежников! Вы атакуете нас, поскольку желаете сделать патеру Шелка кальдом, однако кальд Шелк с нами! С нами, то есть со стражей, так как знает: мы за него! Теперь о вас, солдаты! Ваш долг – повиноваться кальду, а кальд сидит здесь, со мной рядом! Слушайте его указания!

Как Шелку не хватало в эту минуту старого выщербленного амбиона! Машинально, вслепую нащупывая его, он хрустнул бумагой и заговорил:

– Дорогие мои сограждане! Все, что сообщил вам генералиссимо Оозик, абсолютная правда. Разве мы…

Казалось, слова старательно прячутся за его дрожащими пальцами.

– Разве мы, все мы, не виронцы? В сей исторический день, дорогие сограждане…

К концу строки буквы расплылись, подернулись рябью, а следующая начиналась с бессмысленной, уполовиненной фразы.

– Наш город в великой опасности, – продолжил Шелк. – По-моему, великая опасность угрожает всему Круговороту, хотя полной уверенности в этом у меня нет.

Закашлявшись, он сплюнул спекшейся кровью под ноги, на ковер.

– Прошу прощения. Я ранен… но это не страшно, так как смерть мне отнюдь не грозит. Не грозит гибель и вам, только выслушайте меня.

Из-за окон, из ночной темноты за стенами гостиницы донеслось негромкое эхо его слов:

– …Выслушайте меня… выслушайте меня…

Выходит, громкоговорители, упомянутые Оозиком, луженые, зычные глотки, каким-то образом слышат его и каким-то образом повторяют все его мысли?

Дверь в бальнеум распахнулась настежь. Остановившийся в дверном проеме Кетцаль ободряюще кивнул Шелку, а Орев, вспорхнув с его плеча, вновь занял пост на верхушке столбика для балдахина.

– Восстать против самих себя невозможно, – продолжал Шелк, – а значит, никакого восстания в городе нет. Нет никаких мятежей… и мятежников среди вас также нет ни единого. Разумеется, мы можем затеять свару между собой, и затеяли. Без этого было не обойтись, но теперь-то нужды в таких крайностях уже нет. У нас снова есть кальд. Ваш кальд. Я. Нам нужен был дождь, и город обильно оросило дождем.

Сделав паузу, он оглядел роскошные дымчато-серые шторы на окнах в стене напротив.

– Мастер Меченос, будь добр, отвори окно. Благодарю тебя, – пробормотал он, глубоко, с ощутимой болью вдохнув студеный, изрядно влажный воздух. – Над городом пролился дождь, и, если я хоть что-нибудь смыслю в погоде, отнюдь не последний. Пусть же теперь в городе воцарится мир – ведь этот дар, дар куда более ценный, чем дождь, мы можем обеспечить себе собственными руками. Да будет мир!

(Что там говорил тот капитан целую вечность назад, в той гостинице?)

– Многие из вас голодают. Первым делом мы собираемся закупить провизию на средства из городской казны и продавать ее вам задешево. Да, продавать: о бесплатных раздачах речь не идет, так как людей, не ценящих, расточающих доставшееся даром впустую, хватало во все времена. Но продавать по весьма низким ценам, так, чтобы на пропитание хватило даже у нищих. Кроме того, моя стража освободит заключенных из ям. Нынче же утром генералиссимо Оозик, Его Высокомудрие Пролокутор и я отправимся к Аламбрере, и я отдам соответствующий приказ. С сего момента все заключенные прощены. Помилованы лично мной. В заточении они изрядно оголодали, ослабли, а посему будьте добры, поделитесь с ними пищей.

В этот миг Шелку вспомнилось, как голодал он сам – как голодал он в обители, а особенно под землей, где к тому времени, как Мамелхва отыскала в подземной башне странную, исходящую паром провизию, голод, гложущий изнутри, превратился в нечто сродни тяжелой болезни.

– Урожаи в этом году выдались крайне скудными, – продолжил он. – Давайте же все как один помолимся о лучших урожаях на следующий год. Я молился о сем нередко и буду молиться снова, но, чтоб обеспечить себя пропитанием на всю оставшуюся жизнь, к полям, на случай, если с дождями вновь не заладится, нужно подвести воду. Под городом тянутся во все стороны древние туннели. Некоторые из вас могут это подтвердить, поскольку не раз натыкались на них, копая ямы под фундаменты новых построек. Эти подземные коридоры достигают озера Лимна – сие мне известно точно, поскольку я побывал в них сам. Если нам удастся – а я уверен, удастся – соединить их с озером, пустить по ним воду к фермам – дело несложное. При постоянном поливе пищи у всех у нас будет в достатке – недорогой, на долгое-долгое время.

Как ни хотелось добавить «пока не придет час оставить сей круговорот позади», Шелк, прикусив язык, сделал паузу, окинул взглядом дымчато-серые шторы, покачивавшиеся на ветру, прислушался к отзвукам собственного голоса за распахнутым окном.

– Всех бьющихся за меня прошу более не пускать в ход оружия иначе как для самозащиты. Всем стражникам напоминаю: вы дали клятву повиноваться своим офицерам. – (Так ли это, Шелк наверняка не знал, однако счел нечто подобное весьма вероятным и воспользовался сим доводом без колебаний.) – То есть в конечном счете генералиссимо Оозику, командующему и стражей, и армией. Его вы уже слышали. Он за мир. Я – также.

Оозик указал на себя, а затем на ухо.

– В самом скором времени он обратится к вам снова, – добавил Шелк.

По всем ощущениям, время ростени уже пришло и даже миновало, сменившись часом первой зари и утренних молитв Фельксиопе, однако над городом, за дымчато-серыми шторами, до сих пор царил полумрак.

– Тем же, кто верен Аюнтамьенто, я хотел бы сказать вот что. Первое: вы бьетесь – бьетесь и во множестве гибнете – за институт власти, не нуждающийся в защите. Ни я, ни генералиссимо Оозик, ни генералиссима Мята не стремимся его уничтожить. Коль так, отчего бы не заключить мир? Помогите нам в восстановлении мира! Второе: Аюнтамьенто создан согласно нашей Хартии. Если б не Хартия, Аюнтамьенто не имел бы никаких прав на существование и не возник вовсе. Наша Хартия дарует вам – вам, виронцам, а не кому-либо из чиновников – право выбрать нового кальда, когда бы сей пост ни сделался вакантным. Далее Аюнтамьенто, согласно все той же Хартии, надлежит подчиниться избранному вами кальду. Думаю, нет нужды