Утопия-модерн. Облик грядущего - Герберт Уэллс

В течение нескольких недель разбитая японская армия бездействовала в лагерях к западу от Нанкина, а затем она взбунтовалась, перестреляла офицеров, провозгласила социальную революцию и объединилась с Китайской Красной армией, которая вышла из Ханчжоу и освободила Нанкин.

Вступление Соединенных Штатов в Восточную войну не только завершило деморализацию милитаристской Японии, но и ответило на вопрос, кто минировал японские территориальные воды и поставлял китайцам подводные лодки.

Лишь относительно недавно удалось окончательно разобраться с историей морской войны против Японии. В то время фальсифицировали едва ли не каждую запись, едва ли не каждое событие скрывалось или тщательно маскировалось. Теперь совершенно очевидно, что не только частные фирмы производили мины и занимались постановкой подводных минных заграждений, но и различные европейские военно-морские ведомства под предлогом экономии продавали большую часть подводных судов для «взлома» агентам и дилерам, действующим от имени южноамериканских посредников. Подводные лодки либо целиком, либо в разобранном виде отправлялись в перуанские или чилийские порты, а оттуда через Тихий океан на Филиппины. В 1937 году Манильская декларация президента Рузвельта № 2 практически распространила на квази-независимые филиппинские острова Доктрину Монро, а у японцев не оказалось достаточно энергии, чтобы бросить вызов неофициальному протекторату. Теперь архипелаг стал базой для постоянных нападений на японские морские коммуникации.

Военно-морская ситуация в Тихом океане оставалась сложной. К востоку от Филиппин лежат Ладроны, разрозненная группа вулканических островов, из которых самый большой – Гуам. Они были переданы Соединенным Штатам Америки по Версальскому договору и частично управлялись силами американского военно-морского флота, в то время как остальные находились в ведении Японии в соответствии с мандатом (после Испано-американской войны в 1899 году южную часть островов Испания уступила США, а северную продала Германской империи; соответственно после Великой войны Лига Наций германскую часть передала под управление Японии). Японцев связали обязательством не строить фортификационные сооружения в своих новых владениях, но по мере того, как ситуация становилась все более напряженной, Токио, похоже, начал игнорировать запрет, по крайней мере, в том, что касалось строительства баз для подводных лодок. На воде, под водой и над нею между Ладронами, Филиппинами и материковой Азией становилось все мрачнее и опаснее. Концентрация американского флота угрожающе нарастала между Гуамом и Филиппинами. Вашингтон объяснял это необходимостью обеспечить нейтралитет последних. Соответственно усилилась патрулирующая концентрация японского флота вдоль китайского побережья. Подводные лодки и суда мелкого тоннажа, прикинувшись нейтралами, занимались контрабандой боеприпасов и совершали мелкие набеги на слабые места японских коммуникаций.

Над водой субмарина, как и любое другое судно, может поднимать флаг и требовать уважения согласно своей принадлежности к такому-то государству, но на минах флагов нет, а под водой можно распознать кодированные сигналы судна своей страны, но отличить нейтрала от врага не представлялось возможным. Ошибки и псевдоошибки были неизбежны. В 1936 году неподалеку от Ладронов исчезли две американские и несколько японских подводных лодок. Пока дипломаты занимались взаимными обвинениями, американский военно-морской флот взял дело в свои руки. Начиная с 1937 года в западной части Тихого океана развернулась неофициальная морская война.

Ни одна из держав не стала торопиться с фактическим объявлением войны. Америка, несмотря на смелые эксперименты Рузвельта № 2 или, возможно, из-за них, находилась в состоянии углубляющегося экономического и политического беспорядка. Япония бросила почти все без остатка на «удар в сердце» Китая. Тем не менее, наиболее консервативные круги в Соединенных Штатах видели в войне на Тихом океане спасительное отвлечение общественного внимания. Раздались голоса, требующие усиления военного присутствия на Филиппинах, а после японского провала под Уханем стремление к открытой войне стало неконтролируемым.

Подробности последовавшей за этим короткой, разрушительной и нерешительной морской войны не должны нас особенно занимать. Боевые флоты встретились в западной части Тихого океана и разошлись после двух дней перестрелки и тяжелых потерь. Похоже, у японской стороны быстрее закончились боеприпасы. Во всяком случае, именно японцы скрылись в сумерках под прикрытием дымовой завесы. Американцы заявили о своей победе, поскольку японцы отступили под прикрытие своих минных постановок и субмарин. Больше на море Япония не бросала прямой вызов Америке. В обеих державах усиливался экономический кризис, но в техническом смысле война между ними никогда не заканчивалась. Какого-либо договора они так и не заключили, во многом благодаря тому, что обе фактически развалились. Развалились на части. Социальная революция смела конфликт со сцены.

(Это безрезультатный финал напоминает непрекращавшиеся бесполезные войны между Византией и Сасанидами, в результате чего Малую Азию опустошали три столетия. Военный конфликт не закончился как таковой, он просто стерся из истории по итогам распространения ислама.)

Социальная дезинтеграция в Японии, едва начавшись, принялась развиваться по нарастающей. Огромная масса населения, преимущественно крестьяне, почти не пострадала от процесса вестернизации, и они очень легко впали в тот не развивающийся вариант коммунизма, что поглотил Квантун, Чекян и Фуцзянь. Немногочисленная прозападная интеллигенция, отягощенная множеством внутренних распрей и доктринальных споров, боролась, впрочем не очень эффективно, в крупных городах за то, чтобы переделать повстанческий коммунизм в конструктивную модель по московскому образцу. Фрагментация наступила быстро; милитаризм выродился в разбой и местечковый феодализм. То тут, то там какой-нибудь отпрыск старой знати в роли босса гангстеров объявлялся в сопровождении своих самураев.

Несколько лет вся Азия от Тихого океана до Персии, казалось, скатывалась обратно к политическому и социальному хаосу, к натуральному хозяйству, нищете и эпидемиям. Индия погружалась в варварство. Дух коммунизма пропитал разум огромного количества людей; другие европейские идеи оказались непопулярны. Но это был коммунизм без Пятилетнего плана и даже без какой-либо плановой концепции. Классовая война разразилась с невиданной жестокостью. Всюду убивали ростовщиков и сборщиков налогов. Имперская власть в Индии не была свергнута. Скорее, лишена реального престижа и отступила на большое расстояние. Князья формально оставались «лояльными», хотя в некоторых случаях по-тихому присоединяли «неспокойные районы», прилегающие к их собственным владениям. На местах в некотором роде импровизировали: поддерживали подобие социального порядка на очень низком уровне и постоянно пренебрегали любой центральной властью.

Глава 6

Ослабление западной хватки в Азии

В Азии неуклонно продолжался спад директивного влияния наполовину модернизированных европейских «империализмов». Еще в 1929 году распространение крестьянского коммунизма в Китае вызвало сильную обеспокоенность у индийского правительства. Арест британских и индийских агитаторов Мератхе, а также чрезмерно суровые приговоры, вынесенные им в 1933 году, показали как серьезность опасений, так и неразумную неуклюжесть, с которой пытались сгладить ситуацию.

Британской империи не грозили те же упадок и крах, что произошли с Римом. Вместо этого она расслабилась, как мы сейчас и опишем.

К несчастью, прежде чем ослабить хватку в Индии, у нее была, как и в Ирландии, короткая судорожная фаза «твердости…

(Здесь, по-видимому, отсутствуют несколько листов из рукописи доктора Рейвена.)

Глава 7

Современное государство и Германия

Вопрос первостепенной важности в истории человечества заключается в следующем: почему уроки Великой войны и последовавших за ней экономических и социальных потрясений, уроки, которые сегодня кажутся нам совершенно очевидными, насколько это возможно, почему же эти уроки не отразились должным образом в умах великих мыслителей того времени? Сегодня складывается впечатление, что британская, французская, американская, русская, итальянская и немецкая мысль оказались во власти предрассудков и несусветной глупости. Почему начинание Вильсона на пути к объединению мира не было продолжено? Почему после 1932 года не хватало сил на реконструкцию Лиги Наций, когда весь мир взывал хоть к какой-нибудь центральной власти для объединения денег и экономической жизни? Почему Эпоха разочарования длилась так долго? Мы уже отмечали некоторые из основополагающих причин: корыстную прессу, обширные антисоциальные частные интересы, тяжелый вес традиций, догматическое мышление школьных учителей, социальное разложение на фоне экономической деморализации. Но даже эти пагубные влияния, взятые все вместе, не кажутся достаточными для всеобщей интеллектуальной слепоты по отношению к очевидным признакам бедственного положения.

За всеми этими условиями, постоянно приводящими к неудачам, стояло что-то еще. В силах восстановления скрывалась внутренняя слабость, проявлялся фундаментальный недостаток. Мир не мог выбраться из-под груза накопившихся трудностей, потому что отсутствовало представление о том, куда двигаться. Какие-то идеи витали вокруг, но они фактически исключали друг друга. Каким бы