Немезида ночного ангела - Брент Уикс

не знаю, есть ли в той истории хотя бы крупица правды. Но согласно ей, именно поэтому тьма послушно расступается перед моим взором – потому что частица меня была рождена тьмой. Считается, что я – свет в темнейшей ночи, надежда для отчаявшихся и отчаяние для тех, кто крушит надежду. Свет для тех, кто спотыкается во тьме, и пропасть, ведущая в ночь, для тех, кто заслужил в нее провалиться. – Я пожимаю плечами; кажется, я слишком перегнул с серьезностью. – Или, знаешь, может быть, это всего лишь глупая сказка. – Я устало улыбаюсь Фаэне.

– Ну да. Глупая, – говорит она. Сглатывает.

Раньше я не обращал на это особого внимания, и лишь один раз из любопытства спросил у Дарзо, почему он, говоря про первого ночного ангела, сказал «она». Дарзо тогда ответил, что в некоторых вариациях сказки первым ночным ангелом был мужчина, но ему больше нравится так. Он не объяснил, почему, а я понял, что расспрашивать его дальше бессмысленно.

Неужели это была Немезида? Неужели она правда существовала?

– Неудачную я выбрал историю. Прости, – говорю я, закрывая глаза.

– Нет, нет, она хорошая, – отвечает Фаэна. Мне не разобрать, что за чувства слышатся в ее голосе. Я слишком устал.

– Кайлар, – через секунду произносит Фаэна. Странно, но она как будто далеко.

Я вздрагиваю от того, что ее голос звучит не надо мной, а на другом конце комнаты. Мои глаза распахиваются, сознание стремительно и болезненно пробуждается. Фаэна стоит лицом ко мне; она только что отошла от двери, в руках держит папку. Под мою голову сейчас подложена подушка.

– Сколько времени прошло? – спрашиваю я, садясь.

– Ты спал почти весь день. Уже пора готовиться. Ты немного слюну пустил, – говорит она и улыбается, будто это умилительно.

– Слюну… Врешь! – Я утираю подбородок – фу, мокрый! – И правда! Знаешь, это, вообще-то, твоя вина. Когда ты сказала, что у тебя «не самый лучший голос», я подумал, что он просто посредственный, а не в буквальном смысле. Мол: «Певица из меня не самая лучшая во всем мире, но, наверное, на второе или третье место я потяну».

Фаэна смущенно улыбается.

– Ты меня перехваливаешь.

– Вовсе нет. Я хвалю ровно настолько, чтобы ты никогда не рассказывала Мамочке К о том, что я пускал на тебя слюни. В прямом смысле.

– Кайлар, брось. Я бы ни за что ей об этом не рассказала. Разве что…

– Что разве что? – спрашиваю я.

– Разве что к слову бы пришлось. Чтобы хорошенько над тобой посмеяться.

– Я тебе этого никогда не прощу!

Фаэна смеется и мельком смотрит на мои губы. Она стоит близко, держит что-то в руке, но, кажется, совсем обо всем позабыла.

Опомнившись, я делаю шаг назад. Потому что я треклятый кремень.

Фаэна, похоже, приходит в себя. Передает мне лист пергамента.

– Когда увидишь выбор своей одежды, постарайся меня простить. Если не сможешь, то возненавидишь меня вдвое сильнее.

Я смотрю на лист пергамента. Он содержит детальное описание богато украшенного синего сундука, инструкции к тому, как открыть его потайное дно, и отличную схему замкового механизма.

– Что это?.. Наша штуковина в нем? – Я не стану называть компас Немезиды вслух.

– Очень на это надеюсь. Потому что других зацепок у нас нет. Когда закончишь изучать, сожги лист.

Я уже запомнил все, что мне нужно, и бросаю пергамент в огонь.

– Подожди, ты что-то сказала про выбор одежды? Неужели мне правда дадут выбрать…

– Под «выбором» подразумевалось то, что уже выбрала я. Но, поверь, выглядеть ты будешь сногсшибательно.

Глава 40

Восхитительная засада

По моей спине текут ручьи пота, но жара, царящая в нашей роскошной карете, здесь ни при чем. Фаэна и я провели несколько часов в очередях у многочисленных ворот, преграждающих путь на вершину замка Стормфаст, и теперь мы стоим перед пропускным пунктом у седьмых, самых последних. Фаэна – настоящее видение в темно-синих шелковых юбках и белой парче, изящных золотых цепочках и ослепительных драгоценностях; я – более скромное дополнение к ней, в черном жакете облегающего кроя с красными вставками и золотой парчой. Ее украшает браслет лорда Уэссероса, добытый нечестивыми путями, а меня – мое беспокойство.

Мы не разговариваем. Запасного плана у нас нет. Мы приближаемся к началу очереди.

Снаружи, спереди от нас, доносится крик.

Наш возница негромко выругивается.

– Бедолага, – говорит он.

Я высовываю голову из открытого окошка и вдыхаю вечерний воздух. Из остальных колесниц, что выстроились вдоль седьмого спирального витка замка Стормфаст, тоже показываются пассажиры.

– Что это было? – спрашиваю я.

Возница с сильным акцентом отвечает:

– Очередной жулик хотел пробраться на праздник. Начал сопротивляться, стражники и сбросили его вниз. – Возница смотрит на меня, приподняв брови. – Ихний капитан даже бровью не повел. Им так можно. – Он снова ругается и качает головой. – Некоторые олухи думают, что они особенные, да?

Я убираю голову и сажусь на место.

– Это был уже третий, да? – спрашивает Фаэна. Она посерела.

– Остальные отделались побоями, – говорю я. – Так что, если нас поймают, не сопротивляйся. Мамочка К тебя вызволит. Рано или поздно. – Я поправляю мой браслет. Не магический, а обычный, платиновый, который мне дал Дарзо. Сейчас он пуст, а ка'кари я держу внутри себя.

– А ты сам своему совету будешь следовать? – спрашивает Фаэна.

Если я ввяжусь в бой, что будет означать моя победа? Прибегут еще солдаты, поднимется всеобщая тревога, элитные бойцы обрушатся на наши головы подобно божьей каре. Фаэну из-за меня точно убьют.

– Это ужасная затея, – говорю я.

Фаэна теребит драгоценный браслет на запястье. Уэссерос рассказал мне, что единственный большой сапфир рядом с двумя небольшими прозрачными кристаллами говорит о том, что он дворянин, но дворянин самого низшего из трех рангов, приглашенных на сегодняшний праздник. В браслете заключены чары, но я не приглядывался к ним внимательно; боялся, что ка'кари сожрет что-нибудь важное и нас убьют.

Проходят минуты. Карета продолжает трогаться с места и останавливаться, приближая нас к гибели.

– Кайлар, – произносит Фаэна, – если все пойдет наперекосяк…

– Обязательно пойдет.

– Ты можешь хотя бы пару минут побыть сильным и молчаливым, ради меня? – спрашивает она.

Я хмыкаю.

Она вздыхает, отводит взгляд, затем делает глубокий вдох, словно собираясь с духом.

– Нам стоит поговорить о моей работе.

– Тебе не нужно оправдываться, – говорю я. – Я – последний человек, кто станет тебя судить. – Стоит мне это сказать, как я думаю, что это не совсем так. Все-таки я тем и занимаюсь, что сужу людей. Но вы же понимаете, суд суду рознь. – Тебе известно, что