Том 8. Литературная критика и публицистика - Генрих Манн

не ведали, пожалуй, что творят. Родители всего мира не желают признать себя виновными в событиях последних одиннадцати лет. Тем самым они отказываются нести какую бы то ни было ответственность и за судьбы своих детей. Вообще последние годы заставили нас поверить в то, что понятие ответственности уже не существует. Тем усерднее стремятся все жонглировать этим словом. Для того чтобы осознать, что же все-таки называется ответственностью, рядовой обыватель по крайней мере должен верить в бога. Знакомство с естественными науками не даст ему этого понятия.

Итак, помочь молодым людям не может никто. Но они сами должны найти выход из создавшегося положения. Иначе остается предположить, что они лишены каких бы то ни было здоровых инстинктов, чего еще не бывало ни с одним поколением. Они сами себе помогут, и жизнь их потечет дальше тем спокойнее и устроенней, чем более бурно она начиналась. Молодые люди, начинавшие жизнь в окружении предметов весьма энергических — ручных гранат, колючей проволоки, через которую пропускают электрический ток, и еще бог знает каких ценностей и каких безумных падений и взлетов акций, — эти молодые люди станут потом самыми благонамеренными гражданами.

Эксцентричные девицы превратятся в почтенных мамаш. Без острой необходимости никто не уклоняется на долгий срок от общепринятой нормы. Молодых девушек, которые по обычаю и по характеру нашего времени ведут себя довольно свободно, ничто не вынуждает избегать привычных путей развития, а развитие это снова приведет их в обывательскую колею. Лишь немногие останутся по ту сторону. Новые общественные типы, как, например, холостяк в юбке, всегда производили впечатление дикое и даже болезненное. Но постепенно новое становится нормой. Нормальные люди прибирают к рукам освоенную форму, семья приспосабливается к ней. Гретхен спасена.

Юноши еще проще добираются до обывательских идеалов. Им нет надобности создавать какой-то новый тип. Раньше одни из них были героями, многие — просто пройдохами, большинство же с трудом совмещало в себе и то и другое. Они с головой уходили в социализм или в нацизм, большинство же — и в то и в другое. Чего же хотеть от них? Всякая жизнь должна израсходовать какое-то количество силы, а их жизнь с самого начала была отягощена избытком силы. Это приводит к расслаблению, за расслаблением же следует усиленная и разумная деятельность. Придут люди, чуждые гениальному, без особых духовных запросов, зато весьма сведущие по части техники и коммерции, не прожектеры и не смелые новаторы, весьма озабоченные вопросами накопления и сохранения, намеренно чтящие всякие предрассудки, пока и поскольку эти предрассудки кажутся им охранительными, придет поколение консервативное в основной массе своей — так это будет.

Контуры будущего уже вырисовываются, и ход политических событий уже зависит от него. Если бы не благосклонное попустительство представителей нового поколения, вряд ли можно бы понять тот факт, что промышленные магнаты по-прежнему имеют возможность так блестяще обделывать свои дела за счет общества и насаждать в правительстве свою агентуру. Это стало возможным только потому, что возлюбившее покой поколение теперь помогает закрепить результаты былых переворотов.

Результатом имевших место в Германии боев, восторгов и бедствий явился переход власти из рук дворянства и военщины в руки промышленников. Все прочие объяснения ложны. В течение какого-то периода они прятались за обманчивой видимостью, теперь у них и этого не осталось. Единственные люди, которые насладились плодами революции, — крупные промышленники.

Им помогали все. Но ведь и весь французский народ с 1789 года доверчиво делал революцию, именно такую, какая нужна была денежным мешкам. В 1815 году были торжественно закреплены результаты ее. Во Франции это назвали реставрацией, но возвращение дворянства оказалось неэффективным и недолговечным. Истинной целью было установление и мирное процветание новой власти — буржуазии. Правда, денежные мешки думали, что им нужна монархия для сохранения от посягательств народа всего, чем они владеют. Наших сегодняшних богачей республика вполне устраивает — таковы наши достижения за последнее столетие.

Конечно, такую революцию и сравнивать нельзя с настоящей революцией. Настоящая революция вовлекает широкие народные массы и служит их благу. А та, которую пережили мы, обогатила лишь немногих и ненадолго. Большинству же она принесла полное разорение. Кто заинтересован в том, чтобы сохранять существующее положение? Ведь не молодые же люди, полные зрелых сил? И тем не менее именно они его поддерживают, что можно объяснить их разочарованием, их неудачами, напрасной тратой сил. Ничего не урвав для самих себя, они тем не менее защищают интересы счастливцев, преклоняются перед чужим успехом, почитают сильнейших — это единственное, доступное им высокое чувство. Во времена самой страшной инфляции, когда ее инициаторы, непосредственно в ней заинтересованные, почти задаром прибрали к рукам всю Германию, мужчины в самом расцвете сил, здоровые, преуспевающие дельцы, говорили: «Слава богу, что у нас есть Стиннес!»{188} Трагическая усталость.

Теперь, правда, она не так безгранична. Это выражается в создании рейхсбаннера, то есть подлинно народного движения — безразлично, будет оно иметь успех или нет, — движения за избрание республиканца на пост президента{189}. Об это движение уже сегодня разбиваются притязания плутократов, и точно так же будут они разбиваться впредь. Пока достаточно одного — сохранить республику. При всем нашем уважении к поколению, процветающему сейчас, мы вынуждены сказать: выше ему уже не подняться. После всего, что ему пришлось перенести, оно заслуживает бережного отношения, особенно если ему удастся сохранить республику.

Настолько у него достанет политического разумения, которое весьма схоже с практическим разумом. В остальном же ему очень мешает унаследованная романтика — вопреки обилию в его жизни суровых фактов. Одних фактов недостаточно, ум должен еще уметь отрезвлять. Каждое поколение обязано для самого себя создавать осознанное и оформленное представление о жизни — без такой доли духовного честолюбия просто нельзя обойтись. У нынешнего поколения этого честолюбия нет. Жизненные явления проходят мимо его сознания. Оно отвечает на них лишь порывами. Как мало в нем жажды знаний! Как много притворства и наивных иллюзий! Слабое понимание политики, присущее этому поколению, тесно связано с тем, что этим поколением не создан еще искренний и ясный роман об общественной жизни. Отсутствие политического чутья обусловливает и все общие слабости. Глубоко ошибочно считать, что у народа, которому ты отказываешь в политическом чутье, могут быть первоклассные творения. Если у какого-то поколения нет политического чутья, то и достоинства его творений очень сомнительны. Если какому-то народу не сопутствует удача в политике, ему следует заново пересмотреть все им продуманное и свершенное. Только в этом его судьба. Никакое загадочное политическое чутье тут не поможет.

Скоро должна прийти пора