Записки сестры милосердия. Кавказский фронт. 1914–1918 - Х. Д. Семина

Приехав домой, мы поблагодарили Владинского и попрощались с ним. Он уехал, а мы поднялись в мою квартиру. Нина осталась у меня и легла на Ванину кровать.

Когда мы легли, я ее спросила:

– Зачем ты ему кружишь голову? Он влюблен в тебя, тратит на тебя деньги, точно на кокотку. И меня еще втягиваешь в это грязное дело! Зачем я была нужна на этом ужине? Вам без меня было бы гораздо лучше. Это ты заставила его пригласить меня! Глупее, чем на этом ужине, я еще себя никогда не чувствовала. Я отлично видела, что я вам так же нужна, как пятое колесо в телеге.

– Ничего подобного! Он хотел непременно угостить ужином нас обеих. Я предложила ему пригласить и Маню, но он сказал, что ее присутствие будет его стеснять, так как он ее знает очень мало.

– Ну, довольно об этом! Давай спать!

Я проснулась в первом часу дня и позвонила. Когда пришла горничная, я сказала, чтобы она открыла ставни, а сама пошла в столовую. Через минуту слышу крик Нины:

– Зачем открыли ставни! Я хочу еще спать!

Я послала ей кофе. Нина весь день пробыла у меня и ушла только после наступления темноты…

Получила письмо от Вани: «Когда будешь заказывать у моего портного вещи для меня, закажи и себе штаны и рубаху для верховой езды. Он без примерки сошьет тебе. У меня есть две верховые лошади: одну зовут “Чек”, а другую – “Шорник”. Шорник – очень большая киргизская лошадь, а Чек – маленькая ростом, но с хорошим ходом, иноходец. Приедешь и сама выберешь, какая тебе понравится больше».

На другой день пошла к портному, который знал моего мужа с тех пор, когда шил ему его первую гимназическую форму. Он знал всех братьев мужа и шил на них всех. Но когда я сказала, что хочу брюки для себя, старик сразу обиделся:

– Мы дамские «брюки» не шьем!..

Мне долго пришлось его уговаривать. Наконец согласился.

– Если принесете мерочку, то можно будет сшить, – сказал старик, смягчившись. – Вашего супруга я знал вот каким, – он протянул руку над полом и показал, какого роста был муж.

Муж пишет, чтобы я накупила больше съедобных вещей. «Здесь ничего достать нельзя. Город Ван разграблен, а жители разбежались кто куда». И вот опять Гайдамакин закупает всякую всячину, чтобы везти с собой.

– Барыня, если я вам не нужен, разрешите мне сходить в синематограф?

– Иди, конечно! Ты мне не нужен.

Только он ушел, пришла Нина:

– Едем в театр, получили ложу.

– В какой театр?

– В Маиловский.

– Там опера! А что идет сегодня?

– Да тебе не все равно, что идет?

– Кто купил ложу?

– Хорошо не знаю кто, но, кажется, Коженков.

– Я не пойду, я его и видела-то два раза всего-навсего!

– Ну, так что? Не один же он там будет! Будут и другие. Но он очень симпатичный и простой человек. А добр – так прямо до глупости!

– И этот, с липкими волосами, будет там?

– Ты говоришь о Бакланове? Да, будет. Но ты можешь не обращать на него никакого внимания. Хотя он и из рабочих, но старается казаться по меньшей мере вице-губернатором. Мы поедем с Яшей. Маня у меня. Ты будь готова…

И вот я опять еду нарядная. У подъезда театра сотни фаэтонов подъезжают вереницей. Городовые в белых перчатках покрикивают на фаэтонщиков:

– Не задерживай! Не задерживай! Проезжай!

Из фаэтонов выходят молодые нарядные дамы и барышни, поддерживаемые под руки кавалерами. Когда мы вошли в ложу, я обвела взглядом весь театр. Все полно; все ложи заняты; в партере ни одного свободного кресла. Много раненых. Вон напротив нас несколько лож, занятых ими. Они все в халатах, это прямо из какого-нибудь госпиталя или лазарета. Тут же с ними и сестры в белых косынках и в чистых халатах. Много раненых и в других местах, но те в офицерской форме, хотя у многих забинтованы головы, у других руки на перевязи, третьи с костылями. Многих родственники или жены поддерживают под руку. Дамы очень нарядные. А сколько драгоценностей! Всюду блестят бриллианты, жемчуга! На каждой армянке надето украшений на тысячи рублей.

Вместо увертюры оркестр сыграл национальный гимн, который весь театр выслушал молча стоя. Как только опустился занавес последнего акта, наши мужчины стали торопить нас одеваться и выходить из ложи.

– Скорее! Идемте! Нужно занять фаэтоны, пока публика не хлынула на улицу, – говорил Яша, держа меня крепко за руку.

– Мы отлично можем дойти пешком до дому. Ведь тут всего четыре квартала.

– Нет, нет! Мы едем ужинать в ресторан.

– Я не могу. Поезжайте вы, а я пойду домой.

– Ты одна не можешь ехать домой ночью. А я не могу везти тебя. Вся компания из-за этого расстроится. Поедем с нами! Это очень интересно. Ты ведь никогда там не видела программы? Чудное кабаре! Да мы ведь не будем там долго, поужинаем, посмотрим программу и домой.

– Уговорили! Поехали!

Приехав в «Яр», прошли по коридору в небольшую и узкую, по-видимому, заранее заказанную и приготовленную для нас, ложу, передняя часть которой была задернута толстыми портьерами. Посреди ложи стоял длинный, уже накрытый и уставленный закусками и бутылками стол. Вдоль обеих стен стояли скамьи-диваны, на которых лежали мягкие тюфячки. Своей передней частью ложа выходила в общий зал, но благодаря портьере нас не было видно оттуда, тогда как мы, если бы захотели, могли наблюдать в щелки, что происходит в зале.

Я этим и воспользовалась, раздвинула портьеру и в узкую щелку стала смотреть: прямо против нашей ложи была сцена, на которой танцевала шансонетка, высоко закидывая голые ноги. Зал был весь заставлен столиками, за которыми сидели дамы и мужчины. Многие были в военной форме. Под самой нашей ложей столики тоже были заняты. Пока я рассматривала сцену и зал, на стол были поданы горячие блюда, и Маня потянула меня за руку.

– Давайте сначала ужинать и пить, а потом будем веселиться, – сказал Яша. – Ну, что? Ведь тебе нравится здесь? Ты всегда сначала поломаешься, а потом рада. Небось, твой муж не повел бы тебя сюда, и ты никогда не узнала бы, что есть такие места!

К нам в ложу доносилась из зала музыка, пение и гул голосов. Давно уже выпили водку, съели жаркое и запили его обильно вином. Потом ели что-то сладкое и его тоже запивали вином.

– Эй, человек! – крикнул Бакланов, и лакей, который, должно быть, стоял за дверью, вошел сразу. – Принеси-ка,