Записки сестры милосердия. Кавказский фронт. 1914–1918 - Х. Д. Семина

– Да подыматься-то ничего! А спускаться будет трудно! В особенности в дамских туфельках. Я нисколько не лишаю себя удовольствия, что не пошел с ними; я много раз уже поднимался здесь и все достопримечательности пещеры знаю и видел достаточно. А с вами я рад посидеть здесь!

И мы стали наблюдать, как они взбираются, цепляясь за каждый кустик, чтобы не упасть. Наконец они добрались до пещеры и вошли туда. Ненадолго, однако. Уже минут через пять они вышли оттуда и крикнули нам, что все видели:

– Трупы убитых еще лежат здесь, а разбойники прячутся где-то недалеко. Сергей Сергеевич, дайте мне руку и помогите спуститься, – кричит Маня.

Нина и ее спутник стали осторожно спускаться зигзагами по скату горы. Маня постояла, посмотрела, а потом завернулась в плед, легла и покатилась вниз. Чем дальше она катилась, тем все быстрее!.. В несколько секунд она докатилась до речки, и только какой-то куст не дал ей свалиться в воду!.. Сергей Сергеевич бросился, чтобы помочь ей встать. Когда она встала, вид у нее был ужасный! Весь плед носил следы коровьего пастбища, волосы растрепались, шпильки, гребешки были растеряны по дороге! Но она хохотала, как сумасшедшая!..

– Скорее экспресса спустилась! – хохоча, говорила она.

Нина и Александр Павлович спустились более благополучно, если не считать потерю каблука с новой туфли. Пошли в палатку и стали приводить себя в порядок. Потом решили смотреть закат солнца. Мы немного прошлись по поляне и опять услышали призывной рожок, который уже слышали давеча перед обедом.

– Вот и к ужину зовут! – сказал Сергей Сергеевич.

Мы опять пошли в столовую под навес. Рядом с ним горел костер, и повар что-то жарил на вертеле. Есть не хотелось, но мужчины пили довольно много и подливали в стаканы дамам. После ужина кто-то предложил играть в ловитки. Преглупая игра! Ночью, когда даже и луна светит ярко, бегать по неровному лугу в туфлях на высоких каблуках прямо невозможно! За мной погнался Сергей Сергеевич. Я с детства не выношу, когда за мной гонятся. Меня охватил страх, и я с криком побежала от него!.. Я вбежала в нашу палатку и заперла дверь на крючок. Но Сергей Сергеевич со смехом просунул руку в отверстие и стал снимать крючок. Это было так страшно видеть, что я вонзила все пять ногтей моей руки в его руку и увидела, как из нее сразу брызнула кровь! Рука исчезла в отверстии, а через несколько минут прибежали Маня и Нина, спрашивая меня с тревогой, что случилось.

– Тина, что ты сделала с Сергеем Сергеевичем? У него из руки кровь льет!

Я объяснила им, что совершенно не могу выносить, когда кто-нибудь гонится за мной. Нина пошла и извинилась за меня. Через минуту пришел и Сергей Сергеевич и тоже просил извинить его, что он напугал меня. Эта глупая игра испортила всем нам прекрасный вечер. Рука Сергея Сергеевича болела и была замотана носовым платком. Решено было ехать обратно в Кисловодск. Когда выехали из ущелья, луна была уже высоко. Вечер был прохладный, и Сергей Сергеевич в знак мира укрыл меня своим полушубком. Но, когда мы пришли на вокзал, где было светло, как днем, я увидела, что мой синий костюм стал совершенно белым. Он весь был покрыт белой шерстью, которую потом долгое время никак нельзя было отчистить. Домой мы вернулись поздно. Через несколько дней Сергей Сергеевич приехал приглашать нас на прощальный обед. Он уезжал в Петроград в свое министерство, а Александр Павлович – в свое имение.

Ваня пишет, что в первых числах сентября пришлет несколько человек из команды на Северный Кавказ за покупками для команды. «Посылаю тебе Гайдамакина, чтобы тебе было ехать безопаснее. Мне нужно кое-что сшить. Когда вернешься в Баку, сходи к моему портному, закажи ему все по прилагаемому списку и привези».

Приближалась осень. Вечера стали прохладными, и оставаться долго в цветнике уже нельзя было. И работы по шитью масок прекратились в цветнике и перебрались на зимние квартиры, в галерею. Получила письмо от Гайдамакина: «Барыня! У нас баринова белья маловато стало. Так что пришлите. Или, может, сами когда привезете?..»

Пора уезжать домой и приготовляться к отъезду на фронт и к работе. Опять надо надевать коричневое платье, фартук и белую косынку на голову. Пошла попрощаться с дамами, с которыми я шила маски. В цветнике пустовато. У раненых, которые сидели на скамейках, лица все новые.

Сегодня уезжаю домой. Нина и Маня остаются еще в Пятигорске. По железной дороге беспрерывной лентой в обе стороны идут эшелоны с солдатами, лошадьми, повозками. И я сразу чувствую опять войну. Пролетевшая летняя комфортабельная жизнь была только временной передышкой и отдыхом от той напряженной и суровой страды войны, от которой я отошла, уступив настояниям Вани. Приехала в Баку. Там жара стоит еще сильнее, чем когда я уезжала. Дома горничная сказала, что Мими пропала.

– На другой день после вашего отъезда она убежала и больше не пришла домой.

Пришел Яша, рассказал все новости:

– У нас новая и очень хорошенькая квартирантка. Муж у нее тоже военный врач. Он уезжает на фронт и поручает мне охрану жены…

Хожу по магазинам. Нужно купить Ване белье, да и себе прибавить кое-что. Неизвестно, когда еще удастся приехать сюда опять… Заказала для него две пары брюк и две суконные рубахи. Через неделю приехала Нина с семейством. Я рада! Дети каждый день приходят повидаться со мной. Иногда и ночевать остаются у меня. Только маленьких няня берет домой.

Приехал Гайдамакин от Вани. Спрашиваю его, доволен ли муж, что приехал к нему помощник?

– Не могу знать! Ничего не говорят…

Сегодня, совершенно неожиданно, пришла Нина, а с ней офицер Сальянского полка, приехавший в отпуск. Мы обрадовались ему. Думали узнать много обо всех, кого знали, и вообще о войне на Западном фронте. Но он меньше всего хотел говорить обо всем этом.

– Приехал, как полагается по закону, отдохнуть от войны! Думаю, что с месяц проживу здесь. А вы, милые дамы, развлекайте меня, пока я жив! За этим ведь только и приехал! Хочу за этот месяц забыть не только то, что было, но и то, что еще будет! – Владинский был холостяк, и очень элегантный. Это его первый отпуск с объявления войны.

– Владислав Владиславович![26] Что вы знаете об Алексее? – спросила я.

– Собственно, почти ничего! Каким-то образом Алексей остался в окопе, когда