Записки сестры милосердия. Кавказский фронт. 1914–1918 - Х. Д. Семина

на главную улицу, я почувствовала, что просто боюсь очутиться сейчас в одиночестве. Решила послушать музыку и постараться забыть все хоть на время. Первый раз я ехала вечером одна в цветник. Подъехав к входу в него, я услышала чудную музыку струнного оркестра. Парк был полон веселой, нарядной толпой. Меня сразу захватило ее настроение, и я как-то сразу же забыла и старуху, и ее сына. Кажется, я первый раз в жизни почувствовала себя действительно молодой. Так все здесь показалось мне красиво и радостно! Я шла, как-то особенно легко ступая. Я чувствовала, что я молода, хорошо одета, и что все на меня смотрят и, может быть, даже любуются мною… Нежная музыка, слегка опьяняющий запах цветов и духов, сдержанный нервный смех, возгласы, говорящие больше, чем слова, и слова более выразительные, чем их смысл, делали вечер каким-то волшебным… Я шла куда-то, не имея никакой цели, хотелось только быть среди людей… Сама того не замечая, я свернула в боковую аллею. Тут было гораздо меньше света, но музыку слышно так же хорошо. На всех скамейках сидело по несколько человек. У скамеек виднелись костыли сидевших там раненых. Отовсюду несся оживленный разговор и смех. Я хотела уже вернуться опять на главную аллею, но услышала знакомый смех, и сейчас же кто-то позвал меня:

– Тина! Иди сюда, мы здесь! – Я пошла на зов и увидела большую группу людей. На двух скамейках, сдвинутых вместе, сидели несколько офицеров и мои подруги.

– Господа! Кто не знаком, знакомьтесь сами! – объявила Маня. Мужчины встали и поздоровались. Другие представились. Некоторых я уже знала по работам в Лермонтовской галерее.

– Ты каким образом очутилась здесь? Мы были уверены, что ты в Кисловодске останешься ночевать, – сказала Нина.

– Раздумала. Может быть, от Вани есть письмо? Вот и приехала.

– Не знаю! Мы дома не были.

Все офицеры были ранены и присланы в Пятигорск для общей поправки. Один ходил еще с палкой. Двое с костылями, некоторые были из Осетинского полка[25], а один – драгун, заявивший, что ему надоело сидеть без дела. «Хочется в свой эскадрон – сесть на коня и опять гоняться за немцами».

– Ну, расскажите что-нибудь из ваших боевых похождений! – попросила Маня.

– Что расскажешь? Я плохой рассказчик. Вот ротмистр Цугаев – мастер рассказывать!

– Но извините. Сегодня ваша очередь, ротмистр Олегин. Я вчера рассказывал! – заявил Цугаев. – Да, кроме того, ваша дивизия ведь с первых дней войны попала на фронт. Вы, значит, больше нас видели…

– Ну, ладно. Вот какой был у нас однажды случай с немцами: в сражении под Лодзью отбили мы у них тяжелые пушки. Их было четыре. Ну, взять-то у немцев мы их взяли, а вывезти в тыл не можем! Во-первых, они страшно тяжелые, а их передки во время нашей атаки бежали! Значит, надо как-то выкатывать их. А немцы с ближайших позиций держат весь этот участок под сильнейшим артиллерийским огнем! Эскадрон, взявший пушки, охраняет их, но увезти не может. И все время несет ненужные потери. А тут еще пришло донесение, что подходит наша пехота и займет этот участок, а что мы должны отойти в резерв. Наш командир полка приказал оставить при пушках офицерский караул из желающих, с тем чтобы вывезти их, когда бои кончатся. Вызвали добровольцев охранять пушки. Желающих было больше, чем нужно. Командовать ими был назначен тоже доброволец, корнет Басов, и охрана расположилась насколько возможно укрыто впереди батареи. Потери они начали нести сразу, и одним из первых был убит корнет Басов. Его место тотчас же занял другой молодой офицер. Но и он тоже был убит почти сейчас же. Готов был вступить в командование и третий. Но это запретили, и вся охрана была отведена в более укрытое место.

– А что же сталось с вашими тяжелыми пушками? – спросили мы все.

– Потом, когда немцев оттеснили дальше, мы вывезли две пушки, а другие две отдали пехоте, бывшей рядом с нами. За первые месяцы войны наша дивизия отправила в тыл целый вагон немецких касок и разного кавалерийского оружия. Но вот никто не выносит немецких аэропланов; ни наши драгуны, ни пехота. Был еще один трагический, но и довольно забавный случай. Их было вообще много, но я расскажу только про один, чтобы не утомлять дам. В самом начале войны прислали в наш район аэроплан и с ним летчика-француза. Стояли мы тогда около одного местечка, а штаб наш был в самом местечке. Аэроплан охраняли солдаты. И вот француза послали сделать разведку. Все, конечно, вышли посмотреть, как француз полетит. Это было еще тогда ново. Пока он летел низко над местечком, все с интересом наблюдали за ним. Но, когда аэроплан стал набирать по кругу высоту, чуть не все солдаты, у кого только была винтовка в руках, открыли стрельбу по французу… И сбили его! Мало того! Когда он очень счастливо сел на землю довольно далеко от местечка, так его чуть не убили наши же солдаты! Прискакал драгун в штаб и докладывает, что немецкий аэроплан сбили, а летчика солдаты бьют. Начальник штаба, полковник Левандовский, как был, выскочил из комнаты, сел на первую попавшуюся лошадь и, к счастью, доскакал вовремя и спас француза от расправы солдат. Картина была драматическая… Француз по-русски ни слова. Естественно, был в бешенстве! А чем он больше злился и по-своему ругался, тем солдаты были больше уверены, что делают святое дело. Когда полковник Левандовский растолкал толпу солдат и ворвался в круг, то француз уже был в самом жалком виде…

– Что же с солдатами сделали? – спросили мы.

– Конечно, ничего! Что можно было сделать! Потом сами они переполнились жалостью к нему и своей виновностью: «Кто ж его знает! Лопочет не по-нашенскому, не разберешь ведь его! Немец как будто? Они каждый день над нами летают…»

Мы так заслушались рассказчика, что не обратили внимания, что уже поздно. Оркестр кончил играть и ушел. Столики освободились. Аллеи опустели. Мы попрощались, взяли извозчика и поехали домой.

– Какие все интересные люди! И как интересно все рассказывают! – делились впечатлениями мои спутницы.

– Сегодня еще почему-то не было Кашукова. Вот рассказчик! Прямо душка! Мы тебя завтра с ним познакомим. Он одного полка с Цугаевым.

– Я не пойду больше вечером в цветник. Муж на войне, а я буду ходить и развлекаться!

– Не говори глупостей. Оттого, что ты будешь сидеть дома и лить слезы, война не прекратится. И мужу твоему не будет от этого лучше на фронте.

И вот на другое утро я опять была в