Операция «Барбаросса»: Начало конца нацистской Германии - Джонатан Димблби

По административному недосмотру организаторы лагеря в Белжеце оказались не готовы к тому количеству трупов, которое производили газовые камеры. Уже спустя несколько месяцев там убивали до тысячи евреев в день, и смрад от разлагавшихся трупов стоял повсюду. Офицер СС из Австрии Франц Штангль приехал на встречу с Виртом. Его проводили к холму, с которого было видно большую яму, наполненную телами. Он был в нескрываемом ужасе как от зрелища, так и от запаха:

Не могу передать – не сотни, а тысячи, тысячи трупов… Содержимое одной из ям переливалось через край. Они сложили туда слишком много трупов, а процесс разложения шел слишком быстро, так что жидкость снизу выталкивала тела наружу, и трупы скатывались по склону холма… О боже, это было ужасно[1051].

К началу лета 1943 года, когда лагерь прекратил работу (а затем был снесен в безуспешной попытке скрыть все следы его существования), в Белжеце погибло свыше 400 000, а возможно и более 600 000, евреев.

В Собиборе, где погибнут 250 000 человек, и в Майданеке (на окраине Люблина) коменданты также сделали выбор в пользу газовых камер. Майданек так никогда и не реализовал свой потенциал целиком из-за некомпетентности и коррупции первых двух комендантов. Этот результат, а также их жестокость, исключительная даже по меркам СС, привели их к аресту и казни по приказу гиммлеровского РСХА (Reichssicherheitshauptamt – Главного управления имперской безопасности)[1052]. Несмотря на все это, в Майданеке успели уничтожить 78 000 человек, из которых 59 000 составляли евреи, а остальные – прочие «нежелательные элементы». Вместе лагеря Хелмно, Белжец, Собибор и Майданек дадут более миллиона смертей в итоговой статистике холокоста.

Освенцим, где уже проводились первые эксперименты с другим отравляющим газом, со временем внесет крупнейший вклад в холокост, уничтожив еще миллион евреев. До этого Освенцим использовали главным образом как место содержания польских политических заключенных, которых заставляли работать на износ. В признание этого факта комендант Освенцима Рудольф Гесс распорядился установить на входе в лагерь кованую железную арку со словами Arbeit macht frei – «Труд освобождает»[1053]. В конце 1941 года Освенцим получил дополнительную функцию – стал лабораторией для испытаний производного цианида, известного под маркой «Циклон Б». Этот яд обычно применялся как фумигант против грызунов и других вредителей. Вопрос был в том, будет ли он столь же эффективен против людей.

3 сентября 1941 года в Освенцим доставили 600 советских военнопленных. Вместе с 250 польскими узниками, которых сочли слишком слабыми для работы, их загнали в подвал под блоком II. Затем через отверстие в потолке в эту импровизированную газовую камеру опустили кристаллы «Циклона Б». Через несколько мгновений жертвы кричали в агонии и ужасе, их крики были слышны далеко за пределами подвала. В отчаянной, но тщетной попытке защититься от газа некоторые отрывали клочки ткани от одежды и затыкали ими рты. Смерть не была мгновенной, но через несколько минут стало ясно, что эксперимент принес многообещающие результаты: все люди были мертвы без единого выстрела.

Тем не менее оставалась одна проблема, которую убийцы не предусмотрели. Поскольку крематорий находился в некотором отдалении от блока II, трупы приходилось перетаскивать туда силами других заключенных – работа, которую можно было начать лишь после того, так подвал будет проветрен. Это занимало так много времени, что к тому моменту, когда можно было без опасений зайти в подвал, конечности жертв, переплетенные в предсмертных конвульсиях, застывали и распухали настолько, что становилось очень трудно отделить одно тело от другого. Со временем эту техническую проблему удалось разрешить: новые газовые камеры и крематории в расширявшемся комплексе Освенцима (получившем название Аушвиц-Биркенау) стали сооружаться в непосредственной близости друг от друга. Это был образцовый пример того, как можно построить конвейер для совершения убийств в промышленных масштабах.

К концу 1941 года холокост приобрел неуправляемую инерцию. Гиммлер и Гейдрих совместно направляли усилия айнзацгрупп – чьи возможности еще больше возросли с появлением газвагенов – на тотальное уничтожение евреев на захваченных вермахтом восточных территориях. «Еврейскую бациллу» нужно было искоренить и на территории самого Третьего рейха. В соответствии с летним приказом Гитлера уже начались первые массовые депортации из рейха в Остланд. Все шесть концентрационных лагерей, предназначенных для массового уничтожения евреев, – Хелмно, Белжец, Майданек, Собибор, Треблинка и Аушвиц-Биркенау – получили одобрение Гиммлера и находились в стадии планирования или постройки.

Гитлер поставил цель; Гиммлер, Гейдрих и десятки тысяч их преданных пособников предоставили средства для ее достижения. Когда Гиммлер 11 ноября 1941 года заметил, что «уничтожение еврейства неминуемо», он говорил от имени их всех. А когда Альфред Розенберг, руководитель Имперского министерства оккупированных восточных территорий, объяснял представителям немецкой прессы, что «еврейский вопрос» «можно решить лишь путем биологического уничтожения всех евреев в Европе», он высказывал не только свое частное мнение[1054]. Это был общий голос всех, кто имел власть и полномочия привести в исполнение непреклонную волю фюрера: на территории будущего тысячелетнего рейха не должно было остаться ни одного еврея. На полях сражений гитлеровские генералы столкнулись с затруднениями, но операция «Барбаросса» позволила реализовать по крайней мере одну ключевую задачу кампании: в тылу «еврейский вопрос» решался с чудовищной ясностью.

Как писал Кристофер Браунинг, «не было какого-то одного внятного приказа об убийствах, отданного в определенный день и доведенного до исполнителей единообразным способом»[1055], но к концу осени 1941 года уже не оставалось никакой двусмысленности относительно цели и средств ее достижения. Сроки отдельных мероприятий оставались расплывчатыми, но их конечный итог не вызывал сомнений: 6 млн евреев подлежали физическому уничтожению. Как скажет Гиммлер в своей речи в Познани два года спустя, холокост был «славной страницей нашей истории, которая никогда не была написана и никогда не должна быть написана»[1056].

25. Озабоченность союзников

Картина, которая постепенно вырисовывалась, оставалась неясной, но сведения о зверствах нацистов на Восточном фронте начали просачиваться на Запад. С конца лета 1941 года в перехватах «Энигмы», расшифрованных в Блетчли-парке, стали попадаться сообщения о массовых расстрелах и казнях, о которых исполнители докладывали с мест в Берлин по радиотелефонной связи. В этих донесениях жертвы обозначались как «еврейские грабители», «еврейские большевики» или просто «евреи», помимо прочих, которые упоминались просто как «русские солдаты». В некоторых случаях в докладах указывались точные цифры – 61, 7819 и даже 30 000. В таком ограниченном объеме военному кабинету в Лондоне было известно о разворачивавшемся холокосте.

На протяжении всей своей политической карьеры Черчилль выступал сторонником еврейского дела. В 1917 году он поддержал Декларацию Бальфура, а позднее страстно выступал за создание еврейского национального очага в Палестине[1057]. Но в 1941 году он столкнулся с дилеммой. Выступая по радио перед британцами, он заявлял: «Десятки тысяч – буквально десятки тысяч – хладнокровных убийств совершаются немецкими полицейскими формированиями в отношении русских патриотов, защищающих свою землю… история еще не знала методической, беспощадной резни такого масштаба», но при этом воздерживался отдельно упоминать евреев. Тому могло быть как минимум три причины: 1) риск обнаружить существование «Ультра»[1058]; 2) нежелание особо выделять евреев на фоне миллионов нееврейских жертв массовых убийств, среди которых также были славяне, гомосексуалы, священники-диссиденты, свидетели Иеговы[1059], цыгане и инвалиды; и 3) то, что Великобритания не могла напрямую ничего предпринять для предотвращения этого «преступления без названия», как он назвал весь разворачивавшийся ужас[1060].

Однако, когда 24 ноября он отправил послание в The Jewish Chronicle с поздравлениями по случаю столетия газеты, он выразился вполне конкретно: «Никто не пострадал более жестоко, чем евреи, от неописуемых злодейств, совершаемых Гитлером и его гнусным режимом против телесной и духовной неприкосновенности человека… Еврей всегда нес и продолжает нести бремя, которое временами казалось невыносимым. Его дух остался несломленным»[1061]. Это было одно из очень немногих открытых упоминаний о евреях со стороны западных лидеров на многие месяцы вперед. Подобно Рузвельту и Сталину, Черчилль тщательно