Он увидел солнце. Егор Летов и его время - Александр Витальевич Горбачев

пепперштейновской «Мифогенной любовью каст» и михалковскими «Утомленными солнцем 2» – появился как телевизионный центон. «Я очнулся в пять часов утра от страшного творческого ошеломления, побежал напевать на диктофон партии гитар, – вспоминал Летов. – В это время по телевизору шел документальный фильм о штрафниках. Он состоял из интервью выживших в сталинградской бойне, и я лихорадочно записывал осколки их фраз. Потом все выстроил, как кубики, математически правильно. И увенчал фразой из одной из передач Александра Гордона». Этого телеведущего Летов вообще ценил – его же передача дала первый импульс для «Косы цивилизаций».

И вот из этих бытовых мелочей, подобранных словечек, ошметков поп-культуры вырастает такое:

И снова бросали в прорыв

Никто не щадил

Никого не щадили

универсальные условия выживания,

санитарно-бытовые парадоксы обеденного сознания

и феномен зайца,

сидящего в траве,

покрытой капельками росы.

(Это финал «Приказа № 227»; тут, конечно, еще приходит в голову перформанс Йозефа Бойса, которому Летов уподоблял всю свою творческую деятельность еще в 1990 году. Лидер «Обороны» говорил, что художник объяснял мертвому зайцу теорию относительности, на самом деле Бойс что-то рассказывал трупику о картинах в галерее, где проходила акция.)

Важно еще, что это была та самая «Гражданская оборона»: громкая, грозная, хитовая, с мелодиями и рефренами, которые на раз записываются на подкорку, с могучим звуком и вескими словами, с лихим матерком и черным юморком, с церемониальными чтениями и величественными инструменталами. С гитарными соляками, в конце концов: Летов остроумно придумал, как использовать талант Чеснакова – может быть, первого и последнего человека в «Обороне», которому подходит определение «виртуоз» со всеми его плюсами и минусами. С одной стороны, его партии множатся будто почкованием, интересна уже не столько скорость, с которой пальцы бегают по струнам, сколько взаимоотношения слоев звука, почти как в произведениях композиторов-минималистов. С другой, Чеснаков регулярно играет на таких частотах, будто вот-вот сорвется в область в буквальном смысле неслыханного.

На этот раз «Оборону» признали. «Долгая счастливая жизнь» прозвучала по-настоящему звонко – возможно, еще и потому что выходила на очень постылом фоне: сейчас странно об этом вспоминать, но в середине 2000-х критики с большим трудом могли наковырять хотя бы десять приличных пластинок, изданных в России за год. Рок-«формат» ощутимо истощился; на эстраде царил сколь эффективный, столь и предсказуемый конвейер имени «Фабрики звезд»; цифровое поколение еще не успело вырасти, а слово «инди» знали в основном завсегдатаи небольших форумов в интернете. Летов в таком окружении выглядел как глыба, которая, подобно памятнику из «Удивительного путешествия Нильса», внезапно отправилась на мстительную прогулку.

Деловая газета «Коммерсантъ» теперь регулярно описывала альбомы и концерты «господина Летова». Деловая газета «Ведомости» зачислила лидера «Обороны» в «Лица года» – в списке он располагался между Дмитрием Хворостовским и Ренатой Литвиновой. Земфира заявила, что в 2004-м в России вышло два «вменяемых релиза» – у «Гражданской обороны» и у Дельфина. Журнал Rolling Stone прямо нарек «Оборону» «великой русской группой». В начале 2005 года Михаила Козырева уволили с «Нашего радио». Через несколько недель песня «Гражданской обороны» «Чужое» уже возглавляла хит-парад радиостанции, и это выглядело не как компромисс со стороны Летова, а как его победа.

* * *

Норвежский славист Ингвар Стейнхольт (благодаря ему, кстати, «Оборона» в 2007 году выступила в Тромсё), анализируя трансформации политической позиции Летова, связал их с его сквозной темой – смертью эго. По мнению норвежца, с 1980-х эта смерть в творческой биографии Летова достигалась по-разному: сначала – как результат насилия со стороны деспотичных властей; потом – как триумфальный акт сопротивления; затем – как добровольная гибель героя-революционера; и наконец – как растворение в природе или повседневности.

Это красивое построение, но можно посмотреть на летовскую траекторию иначе. В сущности, этот перечень, если чуть-чуть сместить в нем акценты и сильно сменить накал, может описать политические флуктуации едва ли не большинства россиян. Все же не стоит забывать, что при всех головокружительных изгибах биографии с географически-бытовой точки зрения Летов жил куда более обыденной жизнью, чем практически все его коллеги по цеху. Обитал в тесной квартире в советском доме в далеком сибирском городе; читал газеты, смотрел телевизор; вплоть до самого конца 1990-х ни разу не выезжал за границу; обожал футбол; гулял и выпивал; не ходил на выборы. Мне кажется, что набор массовых аффектов, сменявших друг друга с конца 1980-х до середины 2000-х: внезапная эйфория от перестроечных свобод; потерянное разочарование от стремительного сползания страны в кризис и распад; бессильная злость на бедность и контрасты капитализма; отчуждение от политики времен «стабильности» – это и есть список Стейнхольта, просто Летов выкручивает каждый из этих аффектов на максимальные обороты, доводит до предела. Он не умел быть посередине – и отрекался так же страстно, как увлекался.

В феврале 2004 года «Оборона» играла в одном из екатеринбургских ДК. Еще до концерта перед зданием началась потасовка – панки дрались со скинхедами, причем, судя по всему, на Летова пришли и те, и другие. В ход пошли палки и бутылки. 23-летнему парню проломили голову, его мертвое тело осталось на земле, когда участники потасовки пошли в зал слушать Летова. На следующий день группа выпустила публичное заявление, открестившись от всех «ура-националистических движений».

«Сегодня повсеместно наблюдается даже не рождение, а тотальное, агрессивное наступление ФАШИЗМА – не цветасто-отвлеченно-героического, но самого натурального, крысиного, насекомого, который мы уже в свое время испытали на собственной жопе, – писал Летов в заявлении, тезисы коего легко применить к повестке 2025 года. – Каждый нелюбитель маршировать в ногу с кем бы то ни было, каждый, кто САМ, каждый, кто ЖИВ – борись с ним как можешь на любом участке пространства, пока еще не окончательно поздно, не стой в тупом наблюдении и раззявой печали». НБП в заявлении не упоминалась, но, собственно, в тот период партия уже воспринималась в другом контексте: в начале 2000-х нацболы стали направлять свои акции прямого действия на российских чиновников, препятствующих свободе слова и отменяющих льготы для пенсионеров, захватывали кабинеты в зданиях министерства юстиции и администрации президента, отправлялись за это в тюрьмы – в общем, были самым ярким протестным движением в период, когда Кремль старался изъять из политики жизнь и энергию.

Примерно через год, когда бритые молодчики до полусмерти избили в подмосковной электричке арматурой нескольких панк-музыкантов, Летов сделал еще одно заявление по просьбе «Нашего радио». На сей раз он поставил в один ряд скинов, люберов, комсомольцев и участников прокремлевского движения «Идущие вместе», а заодно выдал мощную сентенцию про Россию: «Здесь нельзя жить. Здесь можно только воевать, болеть, выживать, куда-то пробиваться с боями и потерями. Здесь нет завтрашнего дня. В