Изамбард Кингдом Брюнель - L. T. C. Rolt

Хорсли находился под сильным эмоциональным напряжением, когда писал это трогательное обращение, и именно в уверенности, что его собственная смерть близка, он добавил надпись: "Будет передана после моей смерти". На самом деле, если бы он знал об этом, его ждала долгая жизнь в большом счастье со своей второй женой, и к тому времени, когда он умер в зрелом возрасте восьмидесяти семи лет, прошедшие годы уже давно смягчили воспоминания о той мучительной утрате, из-за которой он писал. Поэтому Брюнель так и не прочитал его письмо. Но даже если бы он его прочитал, оно вряд ли произвело бы желаемый эффект. Он до такой степени напрягся, чтобы встретить и преодолеть предательство, враждебность, насмешки и всевозможные невзгоды, чтобы выполнить свою задачу, что никакие призывы такого рода не могли до него дойти. Поддаться хоть в малейшей степени на подобные уговоры теперь означало бы для него признание поражения.

Тем, кто был ему близок и дорог, должно быть, казалось, что он одержим своим великим кораблем, но это не значит, что эта одержимость, если она была, каким-то образом ослабляла его инженерный гений и рассудительность. То, что, несмотря ни на какие другие неудачи, ни на какие болезни тела или духа, которые могли тайно поразить его, эти великолепные способности оставались непоколебимыми, выяснилось в последние две недели января 1858 года.

С самого начала проекта Брюнель рассматривал плавучесть корабля как самую сложную и опасную часть всей операции. Проталкивание корабля по путям было простой операцией, в которой каждый фактор находился под его контролем. При наличии правильных снастей и гидравлического оборудования можно не сомневаться, что работа была бы выполнена без малейших затруднений. Сплав такого большого судна по столь узкой и мелкой реке был совсем другим делом. Как он уже давно говорил своему помощнику Жакомбу, здесь не было ни дюйма лишнего. Это означало, что при встрече с приливом корпус корабля должен быть так точно обрезан, чтобы он плыл на с точно заданной осадкой в носу и корме, а также на идеально ровном киле. Этот вопрос о дифферентовке Брюнель, очевидно, не мог определить практическим экспериментом, а только расчетом. Отсюда его беспокойство, когда Скотт Рассел не предоставил ему необходимые данные: центры тяжести и плавучести, а также вес. Но успех зависел не только от точности расчетов Брюнеля; он также зависел от непредсказуемых капризов ветра, погоды и приливов.

Успех новых прессов был настолько велик, что к 10 января судно настолько спустилось вниз по путям, что во время прилива частично опустилось на воду. Это освободило пути от части ее веса, и продвижение стало еще более быстрым, пока 14 числа Брюнель не приостановил работы, опасаясь, что приливы 19 числа могут преждевременно спустить корабль на воду. Когда приливы прошли, корабль осторожно продвигался вперед, пока люльки не оказались в 25 футах от конца путей. Брунель решил спустить корабль на воду во время весенних приливов в конце месяца, и сразу же начались приготовления. Был поднят пожарный флот, который закачивал водяной балласт в двойной корпус, чтобы предотвратить риск всплытия корабля до тех пор, пока все не будет готово. С речной стороны люльки были убраны, так что корабль был закреплен только клиньями под ними. Поскольку в противном случае они могли повредить весла и другие снасти, когда те всплывали вместе с кораблем, к этим клиньям были прикреплены цепи, которые были перенесены на палубу, чтобы их можно было оттащить подальше от опасности. Носовой и кормовой такелаж все еще был установлен, чтобы в случае необходимости судно можно было вытащить дальше, а носовой и кормовой швартовые тросы были также спущены, чтобы предотвратить дрейф судна под действием ветра или прилива. Наконец, когда подошло решающее время, прибыли четыре паровых буксира, чтобы отбуксировать судно к причалу на Дептфордской стороне реки. Буксиры "Виктория" и "Друг всех народов" стояли на носу, а "Наполеон" и "Настойчивость" - на корме.

30 января было датой, когда Брюнель решил предпринять попытку, но все зависело от погоды, и он распорядился, чтобы в Миллуолл ему присылали телеграммы с наблюдателями из Плимута и Ливерпуля. По его инициативе Генри Брюнелю был предоставлен специальный отпуск из Хэрроу, чтобы он мог присутствовать рядом с отцом. Он отправился по Северо-Лондонской железной дороге в Миллуолл во второй половине дня в пятницу 29-го и сразу же вошел в атмосферу напряженного ожидания, чтобы полностью запечатлеть в своем дневнике событие, которое никогда не будет забыто.

Внимательно следили за приливами и отливами, которые до сих пор не достигали ожидаемой высоты. Каждые полчаса уровень воды измерялся манометром Брюнеля и заносился на карту в маленьком кабинете. С наступлением темноты отец устраивался на диване в этом кабинете и курил свою привычную сигару. Время от времени он вскакивал на ноги и выходил во двор, чтобы лично убедиться в состоянии ветра, погоды и прилива или посоветоваться с капитаном Харрисоном. Ветер усиливался, сообщения из Плимута и Ливерпуля были неутешительными, но было обещано улучшение прилива. Если Брюнель решил предпринять попытку спуститься на воду во время утреннего прилива, он должен был вскоре отдать приказ начать откачку 2700 тонн водяного балласта, который удерживал корабль в люльках. Несмотря на бесперспективные условия, приказ был отдан, но в течение долгих часов той зимней ночи погода неуклонно ухудшалась. Пока Генри, свернувшись калачиком в углу, пытался уснуть, а кончик отцовской сигары светился во мраке за опущенным фонарем, поднявшийся ветер шумел над головой и бил по окнам потоками дождя. К раннему утру с юго-запада на правый борт огромного корабля подул шторм, и стало очевидно, что даже если его удастся спустить на воду в таких условиях, мощности буксира будет недостаточно, чтобы перетащить его через реку при таком ветре. Поэтому в 3.30 утра Брюнель неохотно приказал остановить насосы. Должно быть, ему казалось, что даже стихии, которым он так часто успешно противостоял, теперь объединились в заговор, чтобы победить его. Ранее окаменевшая неподвижность тумана и мороза ослепила его, парализовала и сломила бы его силы, если бы он не боролся с ней с помощью огня. Но сейчас, когда ему так необходимо было спокойствие, какая злоба подняла ветер?

Сквозь запоздалый рассвет с низко летящими облаками и завесами дождя брандвахта с трудом вернулась на свое место и начала закачивать обратно на корабль балласт, который был безрезультатно выкачан за ночь. Это было сделано с большим успехом, так как, хотя погода по-прежнему делала невозможной любую попытку всплыть, прилив следующей ночью, с безумной иронией, поднялся