Шотландия в Новое время. В поисках идентичностей - Виктор Юрьевич Апрыщенко

и упразднение Тайного совета в 1708 г., и Акт об измене 1709 г., и Акт патронажа 1712 г., и увеличение солодового налога в 1713 г. Количество восставших в 1715 г. включало от двенадцати до двадцати тысяч, что в соотношении с количеством населения Шотландии равнялось 5-10 % мужского населения[646]. Колокола, звонившие 10 июня 1715 г. в честь дня рожденья Джеймса III над небольшой деревушкой Нортон, что в Сомерсете, звучали как угроза новой династии.

Время для начала компании, однако же, было потеряно. Франция заключила мир, и якобиты, которым ранее была обещана помощь с континента, были оставлены на произвол судьбы. Джеймс, видя, что Франция не спешит с поддержкой, начал переговоры с Испанией и Швецией. К октябрю 1715 г. граф Мар собрал более девятисот всадников и восемь батальонов пехоты, что вместе составляло две тысячи семьсот человек. Что касается соотношения в якобитской армии представителей разных районов Шотландии, то вести какие-то подсчеты очень сложно. Однако, безотносительно каких-либо цифр, очевидно, что поддержка равнинных регионов была чрезвычайно сильна – источники рисуют бюргеров, дворян, представителей других групп населения, которые повсеместно восторженно встречают войска Джеймса. В Пертшире, ликуя, толпа ринулась навстречу повозке монарха, стремясь дотронуться до короля или хотя бы коснуться его лошади.

Большинство историков согласны в том, что решающую роль в восстании 1715 г. играли сторонники епископской церкви. В мае 1716 г. король написал письмо лордам юстиции, где, говоря об известных ему фактах, что в некоторых местах епископальные священники во время службы не молятся о нем и королевской семье, потребовал закрытия епископских церквей и привлечения священников к ответственности[647]. Пресвитериане воспользовались недовольством властей, и большая часть священников епископальной церкви были изгнаны со своих кафедр. Тридцать шесть пресвитерианских клерков заняли освободившиеся места только в Абердине, а университет Абердина, бывший оплотом епископальной церкви, стал теперь основой развития пресвитерианства на севере.

После подавления восстания поместья его участников были конфискованы, и правительство впервые даже попыталось разоружить кланы, что удалось лишь частично. Лондон также начал наступление на гэльский язык и культуру. В Хайленде строительство дорог положило начало формированию регулярной системы коммуникаций, которые контролировались так называемой Черной стражей. Однако сборщики налогов королевской казны были врагами номер один, а контрабандисты, противостоящие им, эти своего рода «социальные бандиты», объединившие бандитизм с политической программой, – народными героями.

Одна из причин низкой эффективности горской политики заключается в том, что среди политиков не существовало единства относительно мер, которые следовало применять в Хайленде, а порой и в отношении целей хайлендерских мероприятий. Согласно унии, шотландские пэры лишь частично должны были быть представлены в Лондоне, а это порождало раздоры среди шотландской аристократии, разделившейся на вигскую и якобитскую партии, и, в отличие от английских якобитов, шотландские могли представлять реальную угрозу и альтернативу власти[648].

Но даже, несмотря на противоречия в среде шотландской элиты, большинство было единодушно в том, что восстание 1715 г. – это серьезная угроза, которую нужно ликвидировать вооруженным путем. Дункан Форбс писал об этом восстании, что «не найдется в Шотландии и двухсот человек, которые в той или иной степени не имели к нему отношения»[649]. Эдинбургская администрация признавала, что проблема лояльности кланов – это вопрос лояльности их вождей, и что рядовые клансмены относительно безразличны и принимают участие в восстаниях лишь потому, что к этому их призывает вождь и клановая солидарность. В этом причина того, что многие из бунтовщиков, заточенные в тюрьмы, были отпущены, после того как они принесли извинения за участие в восстании.

Если большинство шотландских членов правительства желало вернуть стабильность при сохранении существующего порядка, из которого они извлекали традиционные выгоды, то находились и те, кто выступал за решительные перемены существующего в Хайленде порядка. Таким сторонником радикальных мер по умиротворению Хайленда являлся, например, Илай, брат Аргайла, наследовавший ему в качестве Лейтенанта севера, настаивавший на том, что «нет большей угрозы для нас, чем хайлендеры – источник постоянной опасности для протестантского наследования. Несколько тысяч вооруженных людей, использующих оружие готовы подняться в течение нескольких недель ради свержения правительства..»[650]. Другим сторонником изменений выступал капитан Мунтро Фоулис, который стремился к уничтожению феодальных правил подчинения. Но сделано ничего не было, и слова, по-прежнему, оставались лишь словами. Военные экспедиции, посылаемые в горы, из раза в раз оканчивались провалом. Планировалось даже устроить казармы для правительственных войск в форте Август, Инвернессе и Гленелге, для того чтобы разместить вооруженные силы на севере на постоянной основе, но из-за проблем с финансированием эта идея так и не была реализована. Акт о разоружении кланов 1716 г. возымел лишь символическое значение, поскольку оружие сдали только те немногие, кто колебался в своем выборе и кто был уверен, что Ганноверами будет обеспечено их будущее. Одновременно те, кому была обещана плата за выступление на стороне Ганноверов в ходе предыдущего восстания, безрезультатно пытались добиться вознаграждения.

Государственные бумаги этого периода показывают, что хайлендерская проблема по большей части игнорировалась, поскольку необходимость интеграции хайлендеров в общешотландскую экономику и усилия по развитию там протестантизма были связаны с затратами, и Генеральная ассамблея тщетно старалась получить субсидии на развитие школ в Хайленде. В записках по хайлендерскому вопросу указывается, что для полной интеграции Хайленда необходимо устранить феодальное подчинение, что сделает население Хайленда такими же свободными гражданами королевства как англичане. Еще в одном документе говорится, что необходимо финансирование хайлендерской милиции и содержание ее командиров на постоянной основе[651]. В целом, по мнению С. Малкина, в решении хайлендерского вопроса правительство использовало двоякие меры – и военное сотрудничество, и военное строительство, что в полной мере отражено в целом ряде правительственных документов[652].

Следующее незначительное восстание 1719 г. не привлекло серьезного внимания правительства и было с легкостью подавлено. Хотя оно и показало неэффективность Акта о разоружении, тем не менее, не имело никаких ответных действий со стороны правительства. Его следствием, как считает Р. Митчисон, стал заговор Аттербери в Англии в 1722 г. и распространившиеся слухи о заговорах Макинтоша Борлума, Локхила и молодого Гленгарри.

В 1720-е гг. Шотландия стала объектом внимания правительства, а генерал Джордж Уэйд, составив отчет о положении в Хайленде, приступил к его практической реализации, начав со строительства дорог и новых бараков для солдат. Было образовано шесть хайлендерских компаний, одна их которых принадлежала лично Ловату. Рента с конфискованного поместья Шефорта стала поступать в казну комиссии по восстановлению Хайленда, хотя сам экспроприированный граф начал интриги за возвращение собственности и прав. Выставленное на продажу, поместье не привлекало внимания покупателей и по истечении трех лет было снято с торгов, и семьи крестьян и