Атаман Платов. К 270-летию со дня рождения (1753–2023) - Михаил Павлович Астапенко

Пройдет немного времени, армия Наполеона будет полностью разгромлена, и Платов с удивлением и возмущением услышит от некоторых иностранцев-русофобов, что Великую армию Франции погубили якобы исключительно мороз и метели, а не русская армия и всенародная борьба. С гневом и обидой скажет тогда атаман, что армия российская терпела тот же холод, а голод так еще больший, потому что русские шли за французами, которые уничтожали на своем пути все до единой крохи продовольствия и провианта. Недобрым словом помянет Матвей Иванович и некоторых иностранных генералов при штабе русской армии – завистников славы великого Кутузова – утверждавших, что Наполеона победили «генерал Мороз» и «генерал Голод», а не русские дивизии во главе с фельдмаршалом Кутузовым. Старый атаман вспомнит при этом тяжкие дни преследования неприятеля, когда его казаки в полной мере испытали муки холода, голода, дождя и гололеда, и, несмотря на это, вместе с регулярными полками русской армии и русским народом, поднявшимся на партизанскую войну, разгромили Великую армию во главе с безусловно гениальным ее предводителем.

Березина

Березина накладывает на Московский поход печать ужаснейших Канн.

Альфред фон Шлиффен[969]

После серьезного поражения своих дивизий под Красным Наполеон вёл остатки «Великой Армии» к русской границе с единственной целью – спасти как можно больше солдат для последующих боев.

Русский главнокомандующий фельдмаршал Кутузов, стремясь добить изможденную наполеоновскую армию, полагал, что «главное поражение, которое неприятелю нанести можно, должно быть между Днепром, Березиною и Двиною»[970]. В это время Наполеон как раз подходил к реке Березине, сравнительно крупной естественной преграде, где можно было попытаться сделать это.

С юга к Березине в это время двигалась свежая 24-тысячная Молдавская армия адмирала Чичагова, которая высвободилась в результате пассивности Австрии, формального союзника Наполеона. По замыслу императора Александра I Молдавская армия должна была отрезать Наполеону пути отступления при переправе через Березину. Одновременно предполагалось ударить по французам с севера 35-тысячной армией Витгенштейна, а с востока главной армией Кутузова. Витгенштейн, ранее прикрывавший направление на Санкт-Петербург, продвигался на юг с боями, отодвигая корпуса французских маршалов Сен-Сира и Виктора. Второго ноября Витгенштейн подошёл к Смоленску, после чего корпус Виктора оторвался от армии Витгенштейна и пошёл на соединение с основными силами Наполеона.

Четвертого ноября адмирал Чичагов занял Минск, захватив здесь большие запасы провизии для Наполеона и более двух тысяч французских раненых в госпиталях. Город являлся одним из крупных тыловых пунктов снабжения французских войск и его потеря резко ограничивала возможные пути отступления наполеоновской армии. Готовясь к встрече с остатками французской армии, Чичагов писал в приказе по своей армии: «Наполеонова армия в бегстве; виновник бедствий Европы с ней. Мы находимся на путях его. Легко быть может, что всевышнему будет угодно прекратить гнев свой, предав его нам. Посему желаю, чтобы приметы сего человека были всем известны. Он росту малого, плотен, бледен, шея короткая и толстая, голова большая, волосы черные. Для вящей же надежности ловить и приводить ко мне всех малорослых. Я не говорю о награде за сего пленника. Известные щедроты монарха нашего за сие ответствуют»[971].

Девятого ноября авангард Чичагова под командованием генерала Ламберта захватил Борисов, где Наполеон планировал переправиться через Березину, и правый берег Березины от Зембина до Уши, закрыв путь отступления французам на запад и юго-запад. Казачий корпус Платова теснил Наполеона с востока.

Весь о занятии Чичаговым города Борисова поразила Наполеона, как гром среди ясного неба. «Десятого ноября, – писал один из офицеров Молодой гвардии, вспоминая те дни, – мы шли большою дорогою по направлению к Борисову. До города было уже не очень далеко. Наполеон шел, как и все мы, с палкою; он был одет в меховую шубу и шел по средине дороги в нескольких шагах от меня, следом за Бертье. Кругом было как-то тоскливо, тихо и спокойно, когда мы увидели шедшего к нам навстречу офицера. Он остановился перед Бертье и отрапортовал ему что-то. Я расслышал только слова «Березина» и «русские». Все остановились, также и Наполеон. Я продвинулся немного вперед, чтобы разузнать, в чем дело. Слышу, Наполеон спрашивает сердито: «Что он там толкует?» Бертье приказал офицеру повторить донесение:

– Господин маршал поручил мне уведомить о том, что русская Молдавская армия пришла к Березине и завладела всеми переправами.

– Это неправда, это неправда! – побледнев, воскликнул Наполеон.

– Две неприятельские дивизии овладели мостом и занимают левый берег…

– Вы лжете, вы лжете, это неправда!

– Сир, меня не посылали проверить положение неприятеля; господин маршал послал меня с этим донесением к вам…

Видя, что Наполеон стал шевелить своей палкой, я подумал, что он хочет ударить ею рапортовавшего, но в эту минуту он, с широко расставленными ногами, откинулся назад, и, опираясь левою рукою о палку, со скрежетом зубовным кинул взгляд к небу и поднял кулак. Крик бешенства вырвался из его груди, он повторил свой жест угрозы и сказал: «Стало быть, там, наверху, написано, что теперь мы будем совершать только ошибки!» Он разразился богохульством. Мы были до такой степени поражены виденным, что опомнились лишь тогда, когда Наполеон приказал продолжать движение»[972].

К вечеру штаб Наполеона и войска расположились на ночлег. Император не спал, а молча лежал на своей походной кровати, поставленной в простом крестьянском доме. Верные спутники Бонапарта, государственный канцлер Дарю и гофмаршал Дюрок[973], тихо разговаривали между собой, считая, что он спит. Разговор зашел о том, что Наполеона могут пленить и он окажется на положении «государственного пленника».

– Так вы думаете, Дарю, что они осмелятся? – Изумленный Дарю смолк, а потом проговорил:

– Сир, я думаю, что следует быть готовым ко всему!

– А Франция? – раздумчиво протянул Наполеон. – Что скажет Франция?

– О Франции можно загадывать, что угодно, но трудно сказать, что именно с ней произойдет. Самое лучшее, и для нас и для вашего величества, если бы хоть по воздуху, если нельзя по земле, перенеслись во Францию, откуда спасли бы нас вернее, чем оставаясь здесь, – быстро проговорил Дарю.

– Значит, я вас стесняю? – как-то уныло спросил Наполеон.

– Да, ваше величество! – без тени смущения ответил Дарю.

– А вы, Дарю, не хотите быть государственным пленником? – с юмором висельника спросил Наполеон.

– С меня, сир, довольно быть военнопленным! – в тон ему ответил Дарю.

Наступило гнетущее молчание, которое первым нарушил Наполеон.

– Все ли донесения сожжены? – спросил он.

– Ваше величество не хотели этого делать! – быстро откликнулся Дарю.

– Ну, так