Жизнь Леонардо, мальчишки из Винчи, разностороннего гения, скитальца - Карло Вечче

«Анатомии» Мондино Луцци, напечатанной в 1494 году в Венеции в составе «Медицинского сборника». Но именно это незнание великой античной и средневековой традиции (Гиппократа и Галена, арабских ученых, итальянской медицинской школы XIV–XV веков) и позволяет ему выдвигать смелые предположения, немыслимые для врачей-современников.

При любой возможности Леонардо старается выполнять вскрытие лично: как мы уже знаем, зимой 1507–1508 годов, уже имея некоторый опыт, он осматривал пациентов флорентийской больницы Санта-Мария-Нуова и препарировал тела стариков, женщин, детей. Женское тело привлекает его в первую очередь загадкой матки и всей репродуктивной системы, подталкивая к созданию максимально детальных рисунков.

По сути, только благодаря глубокому знанию женского тела художник и смог представить метаморфозу фигуры в таких произведениях, как «Джоконда» и «Леда».

Величайшая новизна его метода заключается в том, что анатомическая операция описывается не столько неподходящим инструментом, словом (как это было принято в позднесредневековых трактатах), сколько рисунком, способным зафиксировать форму и едва ли не последнее сердцебиение тела, всего несколько часов назад еще живого, прежде чем оно будет разъято скальпелем.

Леонардо разрабатывает особую технику, подходящую для максимально точного изображения анатомических частей, переходя от рельефности к прозрачности, от прямых линий к мягким полутонам. Множество точек зрения (до восьми различных ракурсов) складывается в почти кинематографические последовательности кадров. И все же художник до самого конца не оставляет поисков аналогии между формами живыми и геометрическими, о чем свидетельствуют рисунки, пытающиеся уподобить трикуспидальный клапан «лунуле».

Альбом с анатомическими рисунками предназначается для нового большого трактата, впервые в истории наглядно демонстрирующего человеческое тело при помощи крупных и весьма подробных иллюстраций-таблиц, подобных тем, что украшали рукописи и первые инкунабулы Птолемея. Ссылка на Птолемея возникает в первую очередь из-за того, что для Леонардо, как и для мыслителей Античности, человек являет собой «малый мир», микрокосм, к которому по аналогии применяются те же законы, что и к макрокосму: «Так же и здесь посредством пятнадцати полных рисунков будет тебе показана космография малого мира, в том же порядке, какой до меня выполнен был Птолемеем в своей космографии»[879].

В 1510 году подобный проект анатомического трактата не мог быть осуществлен без помощников и без новой техники воспроизведения рисунков посредством гравировки их на металлической пластине. В расшифровке текстов и переводе с латыни научных источников художнику может помочь Мельци. Однако необходима и помощь специалиста: блестящего молодого врача из Вероны Маркантонио делла Торре, сына знаменитого падуанского профессора Джироламо делла Торре[880].

Сам Маркантонио тоже начинал университетскую карьеру в Падуе, но в 1509 году перебрался в Павию, где, вероятно, и повстречался с Леонардо, которого привлек к анатомическим штудиям. Художник, со своей стороны, одолжил делла Торре тетрадь с гидрологическими исследованиями и рисунками, очевидно полезными для изучения сосудистой системы человека: «книга о воде для мессера Маркантонио»[881].

В тетрадях по анатомии хватает ссылок и на других современников, известных уникальными анатомическими особенностями, которые зоркий глаз Леонардо, как и в случае с миниатюристом Франческо Бинаско, сразу подмечает: «Изобрази руку Франческо-миниатюриста, где проступает множество вен»[882].

Впрочем, новый приезд в Павию оказывается для пожилого художника не столь удачным. Скорее всего, Маркантонио предоставил ему почетное место в анатомическом театре. И вот, пока ассистенты препарируют тело, а сам делла Торре объясняет суть процесса ученикам, Леонардо успевает сделать кое-какие заметки и наброски. Ученики Маркантонио, попросив разрешения взглянуть на эти листы, частично их переписывают и перерисовывают, чтобы облегчить себе изучение предмета. Однако Леонардо, видя эти сокращенные записи, возможно еще и украшенные грубыми рисунками, ужасно злится на «сокращателей», испортивших его кропотливый труд[883]. По сути, с ним солидарен и сам делла Торре: примерно в тот же период он пишет трактат против современного «сокращенного» Мондино, где выступает за возврат к подлинному и полному тексту Галена.

Тем не менее работа идет полным ходом, о чем свидетельствуют тетради по анатомии, составленные в ходе разъездов между Миланом и Павией. В одной из записных книжек Леонардо даже упоминает о скором завершении трактата: «Этой же зимой тысяча 510 года надеюсь отправить всю эту нотомию»[884].

И все же судьба снова сводит на нет благие начинания художника. В 1511 году Маркантонио делла Торре, не дожив и до тридцати, умирает в Рива-дель-Гарда от чумы, которой, вероятно, заразился в ходе анатомического исследования.

25

Труды и дни[885]

Милан, 1508–1511 годы

Но труды, верные спутники дней, продолжают жить, чтобы преобразиться с течением времени.

И не только они. За соседними столами, в той же большой комнате, добросовестно копируют архетипы с рисунков и картонов последние ученики Леонардо. Иногда мастер лишь вбрасывает идею или доводит ее до состояния картона, а последующие шаги – перенос композиции на доску при помощи угольной пыли, грунтовка и нанесение красок – достаются уже ученикам. Помимо Салаи, Больтраффио, д’Оджоно, Солари и Мельци, особенно быстро постигают тайны сфумато и полупрозрачных лессировок Бернардино Луини и совсем еще юный Джованни Пьетро Риццоли, прозванный Джампьетрино. А вот Чезаре да Сесто с ними больше нет – уехал в Рим, переметнувшись к Рафаэлю.

Только с переездом в Милан окончательно завершается и дело с «Мадонной в скалах». 18 августа 1508 года в доме братьев Леофорте (или Бенфорте) и Модесто де Санктисов Леонардо выдает де Предису доверенность на разрешение любых споров с братством. В документе он заявляет, что по-прежнему проживает в районе ворот Порта-Ориентале, в приходе Сан-Бабила.

Однако Скуола должна разрешить ему совместно с учениками и подмастерьями сделать еще одну копию картины («ut ipse dominus Leonardus una cum suis possit retrahere et seu transumere dictam imaginem»[886]), которая будет выноситься из капеллы Непорочного зачатия по будням в течение четырех месяцев и предоставляться в полное его распоряжение в другой капелле или келье монастыря, вероятно принадлежащей тому же братству, – следовательно, вход в нее осуществляется из первого двора монастыря со стороны Сант-Амброджо, а большие окна выходят в сад. В течение всего указанного периода картина должна возвращаться в алтарь, в том числе по случаю различных торжеств, а все расходы на транспортировку берет на себя де Предис.

Далее следуют соглашения между Леонардо и де Предисом, который обязуется сделать эту новую копию («retrahere et seu transumere»), продать ее, а вырученную сумму поделить пополам с Леонардо; копия будет сделана будто бы по заказу самого мастера[887].

12 октября Леонардо, на сей раз в собственном доме, дает де Предису право выдать квитанцию[888]. Наконец, 23 октября там же, в доме Леонардо, утверждается окончательный документ расчета со Скуолой на 100 лир, накануне переданных лично в руки де Предису[889].

Бурная история «Мадонны в скалах», начавшаяся еще