Воля Неба и судьба человека. Труды и переводы - Лариса Евгеньевна Померанцева

Сянь, будучи советником государя, не сумев убедить его в своей правоте, бросился в воды реки и утонул. По другой версии, Пэн Сянь является божеством из рода Чжуань-сюя, также ведающим водой[694]. Выход за «черту» означает соединение всех противоположностей – горы и воды, света и тьмы, верха и низа, Неба и Земли. Иными словами, снятие противоположностей возможно только «за чертой», за пределами человеческой жизни. Огонь и вода должны совершить свое очистительное дело, инь и ян – уравновеситься.

Таким образом, в поэме культовая реальность превращена в художественное полотно, развернута в ярко окрашенное религиозной символикой лирическое переживание. Это тоже странствие – в недрах своей души, просторы которой соразмерны пространствам космоса. Это и сон, и страна-утопия, и философский поиск основ и смысла бытия, и религиозное стремление причаститься к тайне. Так что герой поэмы не зря носит одежды жреца, а автор поэмы избирает форму гимна.

Воля неба и судьба человека[695]

Данное сообщение – одна из попыток пристальнее взглянуть на проблему взаимоотношения человека с высшими объективными силами так, как она высвечивается в двух важнейших сочинениях последней трети древнего периода – в «Лисао» Цюй Юаня и «Исторических записках» Сыма Цяня, текстах, отделенных друг от друга полутора-двумя веками, но представляющими, каждый сам по себе, две следующие одна за другой эпохи культурно-исторического развития Китая. Определим их как переходную от «языческой» общины к культуре городов-государств (это – Цюй Юань), и, условно, имперскую, которая также находится в переходной стадии от города-государства к империи (это – Сыма Цянь). Другими словами, имеется в виду тот слой в произведениях и Цюй Юаня, и Сыма Цяня, в которых они отражают уже ко времени их жизни пройденный этап, т. е. анализируют прошедшее, и оно может быть ограниченно указанными рамками.

По первому впечатлению эти два текста как будто совсем разные: первый – лирическая поэма, второй – по преимуществу историческая биография. Но при ближайшем рассмотрении оказывается, что в целом ряде важнейших аспектов они связаны: с одной стороны, могут быть соположены, с другой – противоположены, поскольку иным образом решают одни и те же проблемы. Разница прежде всего временнáя, но есть и разница традиций: чуская, шаманская, только перешедшая к государственным культам, и чжоуская государственная религия, в эпоху Хань обретшая законченную форму.

Однако в том и другом случае в центре внимания стоит проблема взаимоотношения трех великих начал: Неба – Земли – Человека. В качестве олицетворения первого – Небесное дао (Тянь дао); второго – человеческая общность, земная жизнь людей; третьего – внутренняя жизнь отдельного человека, т. е. личность. Эти два произведения поистине имеют эпохальную значимость, и это выражено в глобальной постановке глобальных же проблем. Начнем с «Лисао». Герой Цюй Юаня, исповедуя веру во всесилие и совершенство небесного промысла, ищет спасения для людей на путях жреческого магического воздействия на общину своим собственным примером, т. е. в приобщении, в «возвращении» людей к небесной природе – совершенной и неизменной, не подверженной ничему временному. Терпя на этом пути неудачу, он терзается дилеммой: измениться самому, сделавшись им более понятным и доступным, но утратив свое совершенство, свою чистоту, или оставаться на высоте самому, признав свое поражение в попытках изменить мир, и тем кончить свою жизнь, оправданием которой могло быть только успешное выполнение миссии. На протяжении всей коллизии высшим эталоном служит Небо, и отношения с Небом стоят выше отношений с людьми (по степени важности), и выбор делается в пользу сохранения небесной сути и неуступки людям. В плане отношений с людьми проблема остается неразрешенной: как жить, не уступая человеческому в себе и в других? Почему человеческое так далеко от совершенства? Где взять силы для его преобразования? Как успеть сделать это за отведенный тебе срок? Эти и подобные вопросы поставлены, – и в этом значение «Лисао», но отвечать на них придется Сыма Цяню.

Уже у Цюй Юаня закрадывается некоторое сомнение в заинтересованности Неба в судьбе отдельного человека при безусловной заинтересованности в делах людских. Эта тема, в сущности, эпическая, выведена на философский уровень (как, впрочем, и все другие в поэме): боги посылают на землю лучших – «мудрых» и «знающих» – себе в помощники (вспомним «Шицзин», «Шуцзин»)– как они наблюдают сверху за событиями на земле, укрепляя волю к победе этих избранных, но к судьбе самого человека, даже своего избранника, они остаются равнодушны. Небесное дао правит свою волю в более широких масштабах, чем отдельная судьба – в эпосе это естественно, но Цюй Юаня заставляет задуматься.

Для Сыма Цяня эти темы становятся главными. Насколько Цюй Юань ориентирован на Небо, настолько Сыма Цянь обращен к земным делам. Поменялись приоритеты, поменялась точка отсчета, и это – великое событие, но оно требовало анализа и мотивации. Цюй Юань опирался на многовековую традицию веры в непогрешимость и авторитет Неба, и ему не требовалось аргументов для доказательства этого. Но чтобы утверждать иное, а именно первостепенную важность для человека человеческого, коль скоро Небо равнодушно к отдельной судьбе, нужно было обосновать на это право.

О том, что именно так ставит вопрос Сыма Цянь, говорит характер его героев. Они устремлены к подвигу-действию. Если герой Цюй Юаня может характеризоваться как претерпевший за свою веру, страдающий, т.е. свершающий подвиг терпения, то герой Сыма Цяня устремлен к действию-поступку, в конечном счете тоже подвигу, но выраженному в активной деятельности. Так же, как герой «Лисао», он освящен благодатью – наделен талантами, силой от Неба, но подвиг его уже не просто абстрактно-земной, как у Цюй Юаня,– исправить неправильное, вернуть заблудших, а вполне конкретный, суммарно тоже напоминающий эпос – прославить царство, расширить земли, покарать отступников и пр. Здесь тоже есть свое претерпевание, поскольку герой идет к своему Великому делу (да ши) через препятствия, тернии, преодолевая и страдая. Ему это не всегда удается даже не в самом осуществлении плана, а в устремленности к нему. Положительная оценка его поступков определяется мерой мужества на этом пути, выстоит ли он, хотя бы ценой своей жизни, или сломится. Значит различие с Цюй Юанем скорее не в целях, или не столько в целях, сколько в средствах – цель достигается не прежним магическим влиянием на «паству», не собственным примером, а путем активных, чаще всего военных или дипломатических действий, т. е. либо умом, либо силой, либо тем и другим вместе.

И второй аспект проблемы: сомнение в безусловном покровительстве Неба своим избранникам приводит к выводу о том, что Небо правит свою волю (такой смысл это обретает у Сыма Цяня)