Воспоминания провинциального адвоката - Лев Филиппович Волькенштейн

и сообщил, что торги состоятся через неделю. Разъяснил ему положение дела и посоветовал ехать в Харьков накануне торгов. Шендеров спросил, не следует ли пригласить меня поехать с ним, так как он опасается, как бы не попасть в беду. Но я нашел ненужным ехать и порекомендовал ему поверенного в Харькове. Вторая закладная Шендерова была в сумме 35 000 рублей. Возвратившись из Харькова, Шендеров сообщил, что имение было снято с торгов, так как недоимки были погашены в день торга, и что, несомненно, залогодатель полагал, что Шендеров пропустит торги и вторая закладная погибнет. Шендерова просветили в Харькове по данному вопросу, и он обеспечил себя на будущее.

Но судьба Шендерова не оставляла его в покое, и он вновь очутился у меня по действительно трагическому случаю.

Года два не встречал Шендерова. Явился он ко мне в своем обычном виде, даже платье как будто не менял.

— А у меня большая неприятность. Всю жизнь оберегал себя, никогда не совершал чего-либо незаконного и попал в беду по своей вине. Экономил, обходился без настоящего поверенного… Прочтите, — подал он мне бумагу, оказавшуюся обвинительным актом.

Шендеров был предан суду с участием присяжных заседателей по обвинению в двойном требовании. Он дал местному обывателю 5000 рублей по закладной на срок три года и, в обеспечение исправного платежа, получил от залогодателя на 5000 рублей векселей. Имение в течение трех лет значительно обесценилось вследствие новых соседских построек, и закладная не была в срок погашена. Тогда служащий Шендерова, его поверенный, предъявил иск по закладной и единовременно предъявил иск по векселям. Ответчик заявил обвинение в двойном требовании, и дело возникло у судебного следователя. Шендеров не имел письменного доказательства о праве искать и по векселям на случай неплатежа по закладной. Двойное требование было установлено, так как Шендеров на допросе показал, что по векселям он не давал денег, а получил их в обеспечение долга по закладной. Следователь и прокурорский надзор нашли, что взыскание по векселям и наложение ареста на товары потерпевшего в лавке являются двойным требованием одного и того же долга по закладной.

На мой вопрос, почему он не обратился к поверенному, когда был привлечен к следователю, и допустил до предания суду по такому несомненному недоразумению, допущенному полуграмотным доверенным, Шендеров с грустью поведал:

— Когда, — сказал он, — я получил повестку следователя, то не придал особого значения. Мой двоюродный брат — житейски опытный человек, и я ему рассказал о вызове и допросе меня следователем и что я должен был внести пять тысяч рублей залога, иначе был бы арестован. Брат мне сказал: «Конечно, тебе надо обратиться к господину Волькенштейну, но он пойдет прямым путем и сделает все, что можно, а тебе не надо пережить такой позор и надо повернуть дело по-иному». Брат посоветовал обратиться к одному адвокату. Я пошел и рассказал, в чем дело. Этот адвокат нашел, что судить надо не меня, а моего поверенного, который не имел права распорядиться так векселями, почему он надеется добиться освобождения меня от преследования. Сговорились. Уплатил ему «хорошую половину» вперед. Он составлял разные бумаги, я подписывал, и вышло еще хуже, как мне сказал следователь на втором допросе: «Ваши жалобы оставлены без последствий, потому что, обвиняя вашего поверенного, вы признали незаконность его действий. Между тем вы передали векселя нотариусу для протеста, вы сами получили их с протестами и передали вашему адвокату для предъявления иска». И я понял, что если бы не жаловался и не писал бы о моем поверенном, что он виноват, то следователь, быть может, сам прекратил бы дело, считая его спором гражданским. Теперь поздно, и я должен перенести такой позор на старости лет.

И все же мне жалко стало этого мученика — рубль скаредничал, скаредничает, вся жизнь ушла и уходит для наживы, которою не пользуется. Потребности его минимальные, семья обеспечена, а он с каким-то сладострастием накапливает как можно больше денег. Сидел Шендеров с опущенной головой, я не нарушал его дум.

— Что же вы мне скажете, господин Волькенштейн?

— Не считаю ваше дело серьезным и надеюсь на благополучный исход. Важно, чтобы состав присяжных был городской, и добиться этого возможно будет. Прочту все производство, вызовем свидетелей, об этом поговорим. Не предавайтесь отчаянию; ничего позорного вы не сделали, никого материально не обидели, нечестного ничего не сделали, стали жертвой невежественного подпольного ходатая. Присяжные заседатели поймут сущность дела.

Шендеров немного оживился. Он, видимо, полагал услышать от меня иное заключение.

— Не любят меня здешние люди, не знаю, за что. Завидуют моим деньгам, что ли… Евреи будут радоваться моему несчастью, это я знаю твердо. Ну, Бог с ними.

Обусловил вознаграждение — Шендеров не возражал.

Через четыре месяца дело слушалось. Состав присяжных был благоприятным, могущие разобраться в деловых отношениях Шендерова с жалобщиком. Шендеров, несмотря на свое благосостояние, совершенно не привлекал общественного внимания, не имел положения в обществе, знали его в чрезвычайно ограниченном кругу, почему суд не заинтересовал кого-либо и не было заметки в местной газете.

На скамье подсудимых сидел угрюмый старик Шендеров, который обвинялся в желании получить вдвойне следуемые ему деньги. Судебное следствие пошло спокойно, деловито. Характерно было показание потерпевшего, который на мой вопрос, почему обесценилось его имение настолько, что он решил не платить по закладной, объяснил:

— Я выстроил дом в небольшом переулке, выходившем с одной стороны на Пушкинскую улицу, а с другой на Сенную. Положение этой улочки было хорошее. И вдруг со стороны Пушкинской некий Артамонов закрыл проезд, забрав землю от начала переулочка до моего дома. Я предъявил иск, судились более двух лет. Суды признали право Артамонова. Мы лишились главного выезда, почему мое имение обесценилось. Я не заплатил по закладной Шендерову пять тысяч рублей, а он стал взыскивать с меня по закладной и по векселям, которые я ему дал в обеспечение закладной. Мой доверенный заявил жалобу прокурору.

— Что ж, — спросил я, — уплатили вы что-нибудь?

— Нет. Дом обесценился, за него дают тысячи три.

— Вы живете в доме?

— Да.

— Ничего не платите?

— Не плачу.

— И по закладной не платите?

— Не плачу.

— Для чего вы дали векселя Шендерову?

— Обеспечил ими долг по закладной.

— Почему же вы возбудили уголовное дело?

— Да как же, когда он предъявил иск по закладной и по векселям?

— Но ведь вы говорите, что дом теперь оценивается в 3000 рублей. Значит, Шендеров вправе искать с вас еще 2000 рублей и проценты?

— Нет, не вправе, пока не будет известно, за сколько дом продан, а он не дождался и подал на меня по векселям.

— Но ведь он только