Блатной: Блатной. Таежный бродяга. Рыжий дьявол - Михаил Дёмин

я, – слушай, милая, внимательно. Сейчас ты войдешь в мою палату и вызовешь Костю. Найди какой-нибудь предлог. Скажи, например, что его вызывают больные… Словом, придумай что-нибудь! Мне надо срочно с ним поговорить. И главное – здесь. И тихо, без суеты.

– Хорошо, – сказала она. Моргнула растерянно и сразу посерьезнела. – Хорошо. Я – мигом.

Она скрылась за дверью. И почти тотчас же вернулась – уже вдвоем с Левицким.

– Ты чего тут околачиваешься? – удивился тот, увидев меня. – Тебя все ждут…

– Значит, есть причина, – ответил я. И повернулся к Вальке: – Иди пока, милая, иди. – И затем, когда мы остались с Костей вдвоем, сказал: – Боюсь, старик, нам всем хана… Ты знаешь, что за нами следят?!

– Как? Кто? – спросил, темнея лицом, Левицкий. Он цепко ухватил меня за ворот халата, притянул к себе, засопел, раздувая ноздри. – Кто следит? Ты шутишь?

– Какие к черту шутки! Я сейчас на улице засек стукача. Прямо под нашим окном. Причем я этого типа знаю, личность серьезная…

Я коротко объяснил Левицкому, кто таков Гусь, и добавил, сокрушенно разведя руками:

– Главное дело, у меня – как назло – ничего нет при себе: ни пера, ни пиковины. Я голенький, попал сюда ведь прямо из карцера. А Гуся выпускать живым нельзя! Послушай, старик, может, у тебя или у твоих ребят есть какой-нибудь инструмент, а? Дайте мне хоть на время, взаймы… Я все сделаю чисто.

– Нет, постой. Попробуем другой вариант, – хрипло выговорил Левицкий. – В данный момент самое важное – придержать здесь Гуся, увлечь его чем-нибудь, заинтересовать, чтобы он, упаси бог, не ушел… И ты как раз послужишь приманкой!

– Это каким же образом?

– Войди сейчас в палату – спокойненько, как ни в чем не бывало. И заговори именно о нем, причем громко, отчетливо, так, чтобы Гусь наверняка услышал. Это его, конечно, заинтересует. Ну а насчет остального – не беспокойся. Мы сами все провернем! Кстати, шепни мимоходом Вите: пусть он явится сюда, ко мне.

– Так ты хочешь, чтобы – Витя?..

– Какая тебе разница? – Левицкий поджал в усмешечке губы. – У тебя есть своя роль – вот и играй ее. Хорошо играй! От этого зависит многое. А Витя – что ж. Между прочим, этот Витя подковы гнет, как картонные, зубами гвозди перекусывает. Ему никакой инструмент и не надобен. Что вообще ты знаешь, дитя, о наших людях? Мы обычно мелким террором не промышляем. Но если уж подопрет…

Стремительный этот диалог занял не более минуты. Затем я начал играть свою роль: ввалился в комнату, стал у окна и шумно принялся разглагольствовать, понося сучню и поминая ее предводителя… Неожиданная эта речь привела собравшихся в изумление. Оболенский отложил перо; брови его полезли вверх, рот округлился растерянно. Борода поднял плечи и так застыл, не сводя с меня прищуренных глаз. А Сергей Иванович спросил, запинаясь и беспокойно вертясь:

– Что это? О чем? Позвольте, позвольте…

Меня несло. Я болтал без умолку. Я вопил и жестикулировал, исполненный мрачного вдохновения. И все время украдкою, искоса поглядывал в окошко.

Дымная полоса света падала из окна на снег и окрашивала его тепло и мягко. Освещенный участок был невелик и как бы заштрихован снегопадными хлопьями. И все же сквозь зыбкую эту голубоватую сеточку он просматривался неплохо. Он отчетливо проступал из мглы, и я видел: Гусь здесь! Он прикован к окну. Он слушает мои слова, слушает неотрывно.

Я видел не самого Гуся, а всего лишь тень его; корявая, густо-лиловая, она перечеркивала световой квадрат, подрагивала и шевелилась слабо.

Потом что-то случилось; тень метнулась в сторону. Сейчас же рядом с ней обозначилась еще одна… Обе эти тени схлестнулись, сплавились, переплелись. Они обратились теперь в одно бесформенное пятно. Какое-то время пятно казалось застывшим, недвижимым. Вдруг оно уменьшилось, распалось. И в следующее мгновение возникло за окошком и вплотную приблизилось к морозному стеклу Витино лицо.

Витя стукнул ногтем в раму, мигнул мне и оскалился, раздвигая сухие тонкие губы.

Тогда я сказал, стирая со лба испарину и глядя на онемевших заговорщиков:

– Финита ля комедия. Тикайте, братцы! Рассасывайтесь по одному!

Событие это вызвало среди членов комитета переполох. Было тотчас же решено прекратить на время всякие сборища. Люди разошлись торопливо. А затем мы с Левицким отправились на место схватки.

Гусь был задушен – и хорошо задушен! Осмотрев его, Левицкий проговорил, мотнув головой:

– Постарался наш морячок. Мастер – ничего не скажешь! Обрати внимание: он сломал ему не только горло, но и шейные позвонки. Парализовал с ходу.

Я сказал, склонясь над убитым:

– Одно только обидно: кончил его Витя, чужой человек, а не я.

– Ну, ты бы так, мой милый, и не смог.

– Ничего, как-нибудь справился бы все же… Это ж ведь моя добыча, понимаешь? Лично моя! Мой куш! Я за ним больше года охотился. А получилось как-то не так, вроде бы не по правилам.

– Черт знает какую чепуху ты городишь! – усмехнулся Левицкий. – Ну, если для тебя так важно, сними с него скальп! Все-таки утешение. Но торопись: через полчаса будет проверка. – При этих словах он помрачнел, усмешка слиняла, сошла с его губ. – Гуся наверняка хватятся, станут искать… И не дай бог, если его найдут в этом месте, на больничной территории… Надо его куда-нибудь пристроить. Только вот куда?

– Послушай, – быстро сказал я, – здесь же ведь рядом баня. А возле нее – большая поленница дров. Спрячем в дрова – и все дела! Присыплем сверху снежком…

– Пожалуй, – согласился Левицкий. – Это идея. Ну а снежком не надобно. Без нас присыплет. Ты гляди, какой буран разыгрывается!

Погода действительно ухудшилась. Снег валил теперь плотной массой, и это было нам на руку: мы могли действовать спокойно, не опасаясь сторонних глаз…

Оттащив убитого к бане, мы вернулись крадучись в больницу. И только я успел раздеться и юркнуть в постель – донесся дальний тягучий звон: сигнал вечерней проверки.

Ночью ко мне вошел Левицкий. Грузно уселся на постели, закурил, кутаясь в дым. Сказал, позевывая:

– Час назад я беседовал с кумом. Он, понимаешь ли, питает ко мне доверие. Я ведь пользую его жену: даю этой истеричке всякие лекарства. Ну вот. – Левицкий шевельнулся, умащиваясь поудобнее. – Потолковали. Он сообщил мне, что найден труп Гуся, и очень огорчался потерей столь ценного для него человека. Причем – и это самое забавное! – подозрение падает не на блатных, как можно было бы ожидать, а на парня из ихней же компании. Оказывается, при бане работает, колет дрова, один из ссученных. Когда-то у него