Петр I - Сергей Эдуардович Цветков

союзников имеем, — жаловался он Данилычу, который, в свою очередь, кис в бездействии под Штральзундом. — Я себя зело бессчастным ставлю, что я сюды приехал. Бог видит мое доброе намерение, а их иных лукавство. Я не могу ночи спать от сего трактованья».

Фредерик слал ему в утешение орден Белого Слона, Август — орден Белого Орла, но ни тот ни другой не давали ни пушек, ни кораблей. Плюнув на такую войну, Петр в сентябре уехал на воды в Карлсбад.

По пути он заехал в Берлин проведать короля Фридриха. Нагрянув в гости без предупреждения, Петр поднялся в королевские покои по потайной лестнице и застал старика в спальне играющим в шахматы с наследником, кронпринцем Фридрихом Вильгельмом. Все трое побеседовали с полчаса, после чего Петр получил приглашение на ужин. При дворе сбились с ног, готовясь к торжественному балу в честь приезда царя, однако всех ждало разочарование: в шесть часов вечера Петр запиской известил короля, что приехать не может. Оказалось, что, направляясь во дворец, царь встретил голландского мельника, с которым познакомился еще в первое свое путешествие по Европе, — владельца ветряной мельницы и небольшого домика с садом, в полумиле от города; Петр не задумываясь предпочел его общество званому обеду при дворе и провел вечер в дружеской беседе за кружкой пива.

Торжество перенесли на завтра. Петр постарался загладить свою бестактность. Вопреки обыкновению, он явился во дворец облаченным в красный камзол, шитый золотом, и был столь галантен, что протянул королеве руку, на которую предварительно натянул довольно грязную перчатку. За столом царь продолжал удивлять придворных. Посол Августа в Берлине Мантейфель доносил своему повелителю, что царь в этот вечер превзошел самого себя: «В продолжение всего вечера он не рыгал, не пер…л, не ковырял в зубах». Правда, его натура взяла верх в конце обеда: на прощание царь обнял Фридриха и, отдав общий поклон всей компании, вышел из залы таким размашистым шагом, что король не смог за ним угнаться.

В Виттенберге Петр осмотрел дом Лютера. В комнате великого религиозного реформатора царю показали чернильное пятно на стене — согласно легенде здесь перед Лютером предстал сам дьявол, и рассерженный монах запустил в искусителя чернильницей со своего письменного стола. Выслушав эту историю, царь рассмеялся: «Ужель сей мудрец верил, что можно увидеть дьявола?»

Он дотошно обследовал кляксу, даже потер ее послюнявленным пальцем и, когда его попросили расписаться на стене, сделал ворчливую надпись: «Чернила новые, и совершенно сие неправда».

Весь октябрь Петр провел в Карлсбаде. 11-го числа он извещал Екатерину: «Мы вчерашнего дни зачали пить воду в сей яме. А как отделаюсь, писать буду. О прочих вестях не спрашивай из сей глуши». Воды помогли. 27 октября он отписал супруге: «Я курс вчерась окончил, воды, слава Богу, действовали изрядно. Как будет после?»

На обратном пути он уже не застал короля Фридриха в живых. Новый прусский король Фридрих Вильгельм на предложение царя немедленно открыть военные действия против шведов ответил, что ему вначале надо привести в порядок армию и финансы, на что уйдет не менее года.

На Пруссию пришлось махнуть рукой. Шведский генерал Стенбок двигался из Померании в Мекленбург, чтобы атаковать датско-саксонские войска, и счет времени шел на дни. Петр слал датскому королю курьера за курьером, советуя уклониться от сражения до прибытия русских войск, и одновременно умолял Данилыча поспешать на помощь союзникам. Фредерик и Август, однако, не вняли советам Петра. Располагая численным превосходством над шведами, они намеревались пожать лавры победы одни, и 10 декабря вступили в сражение со Стенбоком при Гадебуше. Разгром союзников был полный: шведы захватили всю их артиллерию и 4000 пленных.

Петр был вне себя. Кампания этого года пропала даром. Подвигнуть шведов к миру опять не удалось.

А тут еще снова напомнили о себе турки, или, вернее, шведский король. Петр тянул с передачей туркам ключей от Азова и Таганрога, и Карлу удалось добиться смещения Балтаджи Мехмета-паши. На его место был назначен янычарский ага Юсуф-паша, который, к удовольствию короля, объявил новую войну России. Правда, эта война протекала без единого сражения и тихо закончилась в апреле 1712 года, когда Петр, наконец, выполнил свои обязательства перед турками на Азовском море. При этом ловкий Апраксин умудрился продать паше, который прибыл принять азовские крепости, орудия, порох, провиант и четыре негодных судна азовской флотилии. В конце года страсти снова разгорелись, так как султану стало известно, что Петр не только не вывел войска из Польши, как было условлено в мирном договоре, но и ввел туда новые. В Стамбуле вновь были подняты бунчуки, но Толстой, вышедший из Семибашенного замка, на этот раз уладил дело.

С грустью расставался Петр с черноморскими мечтами, жаловался: «Господь изгнал меня из этого места, как Адама из рая». Однако приходилось смириться с тем, что Черное море вновь превратилось в турецкое озеро.

***

Зимой 1713 года вся Европа с увлечением обсуждала новый подвиг шведского короля — быть может, самый удивительный военный казус со дня сотворения мира.

Султану Ахмету, наконец, надоели шведские интриги. С него хватит и того, что король заставил его сменить нескольких великих визирей и трижды объявить войну царю. Пора отправлять неугомонного вояку домой, в его владения.

Дважды писал султан «самому могущественному из королей, поклоняющихся Иисусу, защитнику угнетенных и обиженных, покровителю справедливости в государствах Севера, сверкающему в величии другу чести, славы и нашей Высокой Порты, Карлу, королю шведскому, предприятия которого Бог венчает счастьем», с вежливым, но твердым требованием покинуть Турцию — и оба раза Карл преспокойно оставался в Бендерах. На его упорство не повлияло даже то обстоятельство, что турки перестали снабжать шведов деньгами и припасами: Карл приказал забить подаренных ему султаном великолепных лошадей и кормил своих людей кониной, — благо после русского похода им было не привыкать к этому лакомству.

Тогда Ахмет решил употребить угрозы и, если понадобится, силу.

31 января с балкона своего каменного дома Карл увидел, как тысячи янычар и татарских всадников стали окружать небольшой шведский лагерь с облепившими его лавочками и кофейнями. Красные, синие, желтые флажки реяли над рядами застывших в ожидании турок, а на холме за ними развивалось огромное красное знамя — в знак того, что они будут теснить шведов до последней капли крови.

Шведы пришли в уныние; Карл, напротив, оживился. Что-то давненько он не вынимал из ножен шпагу. И вот — такой счастливый случай! Какое неравенство сил! Какая слава храбрым!

Кровопролития при желании можно было легко избежать. Янычары восхищались Карлом. Да