Петр I - Сергей Эдуардович Цветков

будь у них такой султан, разве не пошли бы они за ним на край света? Они направили к Карлу своих старшин, которые умоляли короля довериться им и позволить сопроводить его домой, клянясь, что скорее дадут изрубить себя в куски, чем допустят какое-либо покушение на его жизнь и свободу со стороны царя или кого бы то ни было. Но Карл намеренно вел дело к разрыву. Он велел янычарским старшинам убираться восвояси, в противном случае пригрозив подпалить им бороды. Ответ Карла еще больше восхитил янычар. Цокая языками и покачивая головами, они восторженно повторяли: «Железная башка, ай железная башка…»

По приказу бендерского паши 30 000 турок и татар двинулись на укрепления шведского лагеря, за которыми засело 300 человек. Большинство шведов тут же сложило оружие, но Карл с двадцатью драбантами и дюжиной слуг пробился в свой дом. В нем уже хозяйничали янычары, грабившие посуду и мебель. После короткой яростной схватки король выгнал мародеров из дома, уложив собственноручно двух или трех янычар. У Карла кровоточили нос, щека и мочка уха, задетые пулями, левая ладонь была глубоко рассечена между большим и указательным пальцами — в схватке король рукой отвел от себя лезвие ятагана, — но он как ни в чем не бывало подносил патроны драбантам, перестреливавшимся с турками из окон, на месте производил их в полковники и твердил только об одном: если они продержатся до утра, то стяжают такую славу, что изумят весь мир.

В схватке и перестрелке турки потеряли несколько сот человек. Обозленные потерями, они подожгли дом «железной башки». Пламя охватило здание, едкий дым разъедал глаза и затруднял дыхание, потолок вот-вот готов был обрушиться на шведов, но Карл бодро расхаживал между кашляющими драбантами и уверял, что, пока на них не горят платья, опасности нет никакой. Наконец, когда жар сделался невыносимым, король распахнул дверь дома и, выстрелив из пистолета, выбежал на улицу, увлекая за собой остальных, чтобы пробиться в соседний дом. Турки сразу узнали в человеке в прожженном, дымящемся мундире, с лицом, почерневшим от копоти, шведского короля и со всех сторон навалились на него — сераскир обещал шесть дукатов за поимку Карла. В свалке с него сорвали мундир, сломали ему ступню, но поделить пленника янычары не смогли и на руках понесли его к сераскиру. Карл сложил руки на груди и счастливо улыбался. В доме сераскира он попросил воды и сразу уснул на диване.

Вот как отплатил Карл султану за четырехлетнее гостеприимство. Бендерский калабалык[51] поставил точку в судьбе шведской армии — ни один солдат, вышедший с Карлом из Саксонии, не исключая самого короля, не избежал смерти или плена.

Султан распорядился перевезти пленника в замок Демирташ, рядом с Адрианополем. В пути бендерский сераскир известил Карла, что он не единственный король-пленник, находящийся в Турции. Спустя несколько дней после калабалыка в Бендеры приехал Станислав Понятовский. Изгнанный Августом из Польши, он некоторое время укрывался в шведской Померании и каждую неделю писал Карлу письма, прося разрешить ему отречься от польского престола. Карл отвечал отказом или отмалчивался, и тогда Станислав инкогнито направился в Бендеры, чтобы увидеться со своим сюзереном. Там он и был арестован. Станислава ожидали плохие новости. С разрешения сераскира Карл направил к нему своего приближенного, который от имени короля объявил Станиславу, чтобы он ни в коем случае не заключал мира с Августом, так как в самом скором времени их дела поправятся.

***

Несмотря на всеобщее восхищение героизмом шведского короля, Карлом в Европе занимались недолго. Вскоре известие о калабалыке померкло перед еще более удивительной новостью — в апреле 1713 года державы, участвовавшие в одиннадцатилетней войне за испанское наследство, подписали мир в голландском городе Утрехте.

Одна война в Европе закончилась.

Зависть почувствовал царь Петр, огромную зависть, узнав об Утрехтском мире. А сколько же еще ему-то воевать? Права пословица: сосед не захочет, так и миру не будет. А ему-то вот уж послал Господь Бог соседушку!..

Вместе с тем им овладела тревога. Как-то теперь поведут себя Англия, Франция и Голландия? У всех у них на уме одно: как бы не допустить Россию до моря.

Чтобы побудить Швецию к скорейшему заключению мира, Петр решил отнять у нее Финляндию. Генерал-адмирал Апраксин получил указание подготовить план сухопутных и морских операций. «Эта провинция суть титькою Швеции, — писал ему царь, — не только что мяса и прочее, но и дрова оттоль. И ежели Бог допустит до Абова (Або — шведское название города Турку, тогдашней столицы Финляндии. — С.Ц.), то шведская шея мяхче гнутца станет». Оставлять шведскую титьку за собой он не собирался — во время мирных переговоров послужит разменной монетой за Ингрию и Карелию. Преимущество финской кампании царь видел также в том, что там можно было воевать без союзников, только вставляющих палки в колеса.

До сих пор военные операции в Финляндии были невозможны без поддержки датчан, так как шведский флот, контролировавший из Карлскруны всю центральную и восточную Балтику, оставался грозной силой. Шведы имели 41 линейный корабль, в том числе пятидесяти- и стопушечные голиафы с командами из восьмисот человек, морских офицеров, владевших тактикой современного морского боя, опытные, обученные экипажи, вплоть до снайперов, отстреливавших с мачт вражеских офицеров. У России же еще и в 1710 году не было на Балтике ни одного линейного корабля. Но уже в следующем году Петр заложил на балтийских верфях несколько линейных судов, однако главную надежду полагал на закупку кораблей за границей. Он направил в Амстердам корабельного мастера Федора Салтыкова и князя Бориса Ивановича Куракина с тайным поручением «трудиться в покупке кораблей, ибо наша ныне война в том состоит». В 1712 году Салтыков сторговал десять кораблей с экипажами из наемников-иностранцев. Когда суда прибыли в Россию, царь тщательно их осмотрел. Его глаз опытного корабела нашел, что закупленные корабли «достойны звания приемышей, ибо подлинно отстоят от наших кораблей, как отцу приемыш от родного, ибо гораздо малы перед нашими», а главное, «тупы на парусах», то есть имеют медленный ход. Салтыков оправдывался тем, что на отпущенную ему сумму ничего лучшего приобрести невозможно.

Посылать своих родных и приемышей против шведа царь не рискнул. На зиму, когда на Балтике встал лед, корабли поставили к причалу, сняли паруса, такелаж, стеньги, рангоуты; пушки сложили рядами, ядра — пирамидами. В Кронштадте и Ревеле высились бок о бок, как стадо спящих китов, громадные, перевернутые вверх килем корпуса, вмерзшие в лед на всю зиму. Весной их откилевали, то есть, перевернув