Петр I - Сергей Эдуардович Цветков

ближайшего царева окружения. Пройдя отвратное их сердцу навигаторство, посидев в учебных классах и действительным военным трудом заработав себе чины генерал-майоров и бригадиров, они никогда не забывали о своем княжеском происхождении, всем им поперек горла стали Меншиковы, Шафировы, Девиеры, Ягужинские и прочая безродная сволочь. Князья Долгорукие, Голицыны, Шереметевы, Куракины не без надежд взирали на взрослеющего царевича. Князь Яков Долгорукий, объявив Алексею о своем к нему расположении, предостерегал, чтобы тот не ездил к нему на дом: «Так я тебе больше полезен буду». Князь Василий Долгорукий, один из лучших генералов и дипломатов Петра, говорил царевичу: «Ты умнее отца. Отец твой хотя и умен, да людей не знает, а ты умных людей знать будешь лучше». Киевский губернатор Дмитрий Михайлович Голицын переписывался с царевичем, а когда бывал в Москве или Петербурге, всегда захаживал к нему с гостинцами и говаривал, что он государю царевичу верный слуга. Рижский губернатор Петр Голицын и фельдмаршал Шереметев, адмирал Апраксин — тоже в друзьях у наследника. А дипломат князь Борис Куракин никогда не оставит царевича советом.

Откровеннее же всего из всех сподвижников отца Алексей мог говорить с Александром Кикиным. Попавшись однажды на воровстве, «дедушка» испытал на себе цареву немилость и с тех пор затаил на Петра злобу, сравнимую лишь с непримиримой ненавистью к царю духовника Алексея Якова Игнатьева.

Пропьянствовав всю зиму, царевич заболел. Доктора обнаружили у него чахотку и прописали лечение на карлсбадских водах. Петр дал разрешение на поездку. Шарлотта, ходившая на восьмом месяце беременности, узнала об отъезде мужа последней. Когда почтовая карета была подана к крыльцу, Алексей, проходя мимо жены, бросил ей из-за плеча:

— Прощай! Еду в Карлсбад.

Царевич поехал на воды кружным путем — через Франкфурт-на-Одере, минуя Дрезден, чтобы не видеться с Августом, чья личность вызывала у него крайнюю неприязнь. Чего доброго, еще опять пристанет с образованием!.. В Карлсбад он прибыл в конце июля. Почти все дни Алексей сидел дома, потому что доктора пускали ему кровь банками. Но царевич не скучал. Купив знаменитое сочинение кардинала Барония «Церковные летописи», он с увлечением читал его и делал для себя выписки:

«Аркадий цесарь повелел еретиками звать всех, которые хотя малым знаком от православия отличаются».

«О владении Льва папы Цареградом не весьма правда».

«Валентиниан цесарь убит за повреждение уставов церковных и за прелюбодеяние. Максим цесарь убит оттого, что поверил себя жене».

«Хилперик, король французский, убит из-за отъему от церквей имения».

Книга проливала бальзам на его душу. Как все это далеко от фортификации, кораблей, солдатского строя, заготовок сукна и леса!

Тем временем Шарлотта страдала одна, под надзором трех повивальных бабок, которых ей навязали. «Я от горя умираю медленной смертью», — писала она матери.

12 июля 1714 года она родила дочь Наталью. Алексей никак не отозвался на это событие. Да и вообще за полгода его отсутствия Шарлотта не получила от него ни одной весточки. Петр и Екатерина, напротив, поздравили роженицу; царь, помимо того, сделал ей шутливый выговор за девочку.

Сроки заграничного лечения подходили к концу, царевичу нужно было возвращаться в Петербург. Ох как не хотелось ехать домой Алексею! В беспокойстве писал он Кикину, спрашивая, нет ли какого способа подольше остаться за границей, чтобы быть подальше от отца. «Когда вылечишься, — советовал «дедушка», — напиши отцу, что еще и весну надобно тебе лечиться, а меж тем поезжай в Голландию, а потом весной можешь в Италии побывать, и тем отлучение свое года на два или на три продолжить». Но царевич не решился обманывать отца и в декабре поехал в Россию. Возвращался с мрачными мыслями и во хмелю говорил компании: «Быть мне пострижену, и если я волею не постригусь, то неволею постригут же. Мое житье худое!» В Петербурге Кикин, едва увидав его, спросил, был ли кто у него от двора французского. «Никто не был», — отвечал царевич. Кикин с досадой покачал головой: «Напрасно ты ни с кем не видался от французского двора и туды не уехал: король человек великодушный, он и королей под своей протекцией держит, а тебя ему не великое дело продержать».

На Шарлотту Алексей едва взглянул, не обнял, не поцеловал, а, спросив о здоровье, сразу ушел к себе. Шарлотта с горестью написала матери, что муж вернулся к прежнему и редко у нее появляется. Вскоре она узнала причину такого поведения супруга: Алексей завел себе любовницу, чухонку Евфросинью Федорову, крепостную девку его учителя, Никифора Вяземского. Однажды в солнечный весенний день Шарлотта осведомилась, где находится царевич. Ей ответили, что он гуляет в саду. Она вышла в сад и издали увидела мужа сидящим на скамейке вдвоем с Евфросиньей. Он нежно держал ее руку в своей, а Евфросинья громко хохотала и закрывала свободной рукой Алексею рот, как будто не хотела больше слышать его уморительных шуток.

Шарлотта замерла. Заметив ее, Евфросинья вскочила и хотела убежать, но Алексей удержал ее руку и, глядя на жену, в свою очередь расхохотался. У Шарлотты из глаз брызнули слезы обиды. Тут Евфросинья освободилась и побежала по аллее. Алексей, смеясь, крикнул ей вослед: «Фрося, не будь дурочкой!» — и быстрым шагом пошел за ней, не взглянув на Шарлотту.

После этого случая он открыто поселил любовницу в левом крыле дворца (в правом жила Шарлотта с дочерью). Женой Алексей совершенно не интересовался, при людях не разговаривал с ней и вообще старался держаться подальше. Он видел ее всего раз в неделю, когда мрачно являлся исполнить супружеские обязанности.

Шарлотта, забеременевшая вторично, терпеливо сносила свое унижение, никто не слышал от нее ни слова жалобы на мужа. Тем не менее Петр узнал обо всем и жестоко разбранил сына. Алексей вбил себе в голову, что Шарлотта ябедничает на него отцу, и с этих пор между ними происходили бурные сцены. Однажды царевич пришел к Шарлотте пасмурный и выпивший. Она с ласковым видом стала просить его о принятии на службу одного знакомого иностранца. Но едва она произнесла несколько слов, как Алексей сурово глянул на нее и приказал замолчать. Шарлотта поджала губы и хотела выйти.

— Куда? — Царевич схватил ее за руку и бросил в кресло. — Опять хочешь идти жаловаться на меня моему отцу?

Шарлотта в слезах протянула к нему руки.

— Я все знаю! — бушевал Алексей. — У меня больше друзей, чем у отца и его иностранных приятелей. Придет время, когда я смогу отомстить тебе.

Она, рыдая, бросилась ему на грудь, но царевич с силой оттолкнул ее. Шарлотта ударилась о стену и