Петр I - Сергей Эдуардович Цветков

большие бороды, которые, ради тунеядства своего, ныне не в авантаже обретаются, к которым ты и ныне склонен зело. К тому же чем воздаешь рождение отцу своему? Помогаешь ли в таких моих несносных печалях и недугах, достигши такого совершенного возраста? Ей, николи! Что всем известно есть, что паче ненавидишь дел моих, которые я для людей народа своего, не жалея здоровья своего, делаю, и, конечно, по мне, разорителем оных будешь. Того ради так остаться, как желаешь быть, ни рыбою ни мясом, невозможно; но или отмени свой нрав и нелицемерно удостой себя наследником, или будь монах: ибо без сего дух мой спокоен быть не может, а особливо, что ныне мало здоров стал. На что, по получении сего, дай немедленно ответ, или на письме, или самому на словах мне резолюцию. А буде того не учинишь, то я с тобой, как с злодеем, поступлю».

Письмо отца как громом поразило Алексея. Что же это: или стань тем, кем не мог стать все двадцать пять лет, или иди в монахи! А Евфросинья? А тихое семейное житье в деревне? Да чего же хочет от него этот изверг, зачем изобретает все новые мучения? Опять начались совещания с друзьями: что делать? Все советовали покориться воле отца. Кикин успокаивал: «Ведь монашеский клобук не гвоздем к голове прибит, можно и снять». Чтобы избежать прямого разговора с отцом, Алексей притворно слег в постель.

На следующий день Петр получил от сына записочку: «Милостивый государь-батюшка! Письмо ваше, писанное в 19-й день сего месяца, я получил того ж дня поутру, на которое больше писать за болезнию своею не могу. Желаю монашеского чина и прошу о сем милостивого позволения. Раб ваш и непотребный сын Алексей».

Тут уже опешил Петр. Покорность сына снова показалась ему подозрительной. Что-то тут не так. Но обдумать дело как следует уже не было времени — царь готовился к отъезду за границу. Зайдя к сыну попрощаться, Петр нашел его лежащим в постели. Алексей натягивал одеяло на подбородок и трясся, будто от озноба. Петр переспросил: значит, в монахи? Царевич кивнул. Царь устало вздохнул — и еще раз отступился от сына. Пусть одумается, не спеша, а потом напишет ему, что хочет делать. А коли хочет отцовского совета — так лучше бы взяться за прямую дорогу, нежели идти в чернецы. «Подожду еще полгода», — заключил Петр.

Как только отец ушел, Алексей отшвырнул одеяло, вскочил и закружился по комнате. Свободен! Камень с души свалился. Еще полгода можно ни о чем не думать! Он по-прежнему наследник!

Полгода казались ему вечностью. Заглядывать за эту вечность не хотелось. Все может случиться. Ведь батюшка сам говорит, что слаб здоровьем…

***

Петр ехал за границу для того, чтобы договориться со своими союзниками, главным образом с Данией, о дальнейших совместных действиях против Швеции. Необходимость заручиться поддержкой союзников была вызвана тем, что Карл после пятнадцатилетного отсутствия, наконец, вернулся в свое королевство. Сделал он это в своей обычной манере, то есть предварительно обставив свое возвращение всеми мыслимыми трудностями, которые затем с присущим ему блеском преодолел.

После бендерского калабалыка король продолжал оставаться в Турции, в замке Демирташ, откуда с маниакальной настойчивостью пытался убедить султана в четвертый раз объявить войну царю. Опасаясь насильственного выдворения, Карл сказался больным и пролежал в кровати полтора года. За это время ему удалось добиться смещения еще трех великих визирей. Но это были его последние победы. Должность великого визиря сделалась настолько хлопотной и опасной, что больше никто не хотел ее занимать. И тогда селяхдар Али-паша скромно попросил ее для себя. Умный оруженосец султана наконец понял характер Карла. Он передал королю, что тот может оставаться в Демирташе хоть всю жизнь. И действительно, после этих слов Карл немедленно пожелал покинуть Турцию.

Сразу же встал вопрос, как это сделать. Но оказалось, что королю не нужен конвой — ни турецкий, ни какой-либо еще. Карл объявил, что поедет на родину один, инкогнито. Поскольку привычки шведского короля были широко известны, один человек из его свиты советовал Карлу для маскировки надеть парик, останавливаться по пути в самых дорогих гостиницах, шумно пить, заигрывать с каждой встречной девицей и спать до полудня. Так далеко король заходить не пожелал. Он отрастил усы, надел темный парик, коричневый камзол и обзавелся паспортом на имя капитана Петера Фриска. В Демирташе на всякий случай Карл оставил драбанта, переодетого в королевское платье.

Карлу понадобилось всего три недели, чтобы покрыть почти полторы тысячи миль, отделявшие его от шведских владений в Германии. 21 ноября 1714 года он постучался в ворота Штральзунда. Городу угрожала союзная датско-прусско-саксонская армия, и, само собой разумеется, Карл разделил с гарнизоном все опасности осады, длившейся более полугода — с апреля по декабрь. Он покинул Штральзунд за сутки до его падения, совершив почти невероятный бросок на лодке к морю, по замершему каналу, — прокладывая с помощью спутников дорогу ломами и топорами под артиллерийским огнем осаждавших. На берегу моря король пересел на поджидавшую его бригантину и в ненастную декабрьскую ночь сошел на берег Швеции.

Король желал возвратиться в Стокгольм не иначе как победителем, поэтому поселился не в столице, а в Лунде. Здесь он вел длительные дискуссии с профессорами математики и теологии Лундского университета, проектировал дворцы, придумывал новые флаги и армейскую форму (причем использовал зеленый цвет, — быть может, не без влияния русской военной моды). Все находили, что король невероятно изменился — из упрямого, запальчивого юнца Карл превратился в мягкого, спокойного человека, в свои тридцать четыре года научившегося терпимо относиться к человеческим слабостям и недостаткам.

Одно оставалось в нем неизменным — сердце викинга. На все предложения о мире Карл заявлял, что подпишет его только после окончательного поражения всех своих врагов.

***

Петр ехал на Запад медленно, с продолжительными остановками. Его терзали бесконечные приступы лихорадки, на несколько недель укладывавшие его в постель. Екатерина лично следила за здоровьем мужа; кроме нее, рядом с царем находились его старые сотрудники — Головкин, Шафиров, Толстой — и быстро поднимавшиеся в гору молодые Остерман и Ягужинский. Доктора советовали Петру пройти курс лечения в Пирмонте, где вода была значительно мягче карлсбадской. Так к основной цели поездки — встрече с союзниками — прибавилась еще одна — лечение. Помимо этого, Петр собирался присмотреть за свадьбой своей племянницы Екатерины, дочери покойного сводного брата, царя Ивана. Вслед за другой царской племянницей — Анной — Екатерина тоже выходила замуж за иностранца — Карла Леопольда герцога Мекленбургского.