Петр I - Сергей Эдуардович Цветков

Произнося эти слова, он метался по комнате и с ужасом озирался по сторонам. Наконец в полном изнеможении он упал на стул и завопил:

— Ведите меня к императору!

Внезапно оборвав крик, Алексей потребовал пива, но так как у Шёнборна этого напитка не оказалось, единым духом осушил стакан мозельвейну.

Шёнборн с трудом успокоил его. После долгих увещеваний ему удалось убедить Алексея, что не стоит ночью будить императора и что вообще царевичу лучше возвратиться к себе в гостиницу и, сохраняя инкогнито, ждать решения его императорского величества. Алексей залился горькими слезами, пробормотал благодарность и вышел.

На другой день Карл VI созвал тайную конференцию, чтобы обсудить дело царевича. Прибытие такого беглеца ставило императора в щекотливое положение. Ссориться с царем ему не хотелось, выдать сына отцу на расправу не позволяли соображения престижа. Карл выбрал компромиссное решение. Алексею сообщили, что император просит его сохранять инкогнито; что же касается протекции, то царевич волен оставаться на территории Священной Римской империи до окончании его ссоры с отцом.

Два дня спустя Алексея с Евфросиньей, все еще переодетой в мужское платье, и слугами с соблюдением полнейшей тайны перевезли в долину реки Лех и поселили в замке Эренберг. Коменданту генералу Росту не сообщили имени полугостя-полуузника и велели принять чрезвычайные меры предосторожности: не отпускать солдат гарнизона в увольнение и арестовывать всякого, кто попытается проникнуть в замок. Среди гарнизона распространился слух, что приезжий — какой-нибудь знатный поляк или венгр.

Алексей наконец-то вздохнул с облегчением. Рядом с ним была Евфросинья, в замке находилась богатая библиотека — не о такой ли жизни он мечтал? Не хватало только православного священника, но граф Шёнборн категорически отказывался прислать его, чтобы не нарушить инкогнито царевича.

Пять счастливых месяцев прожил Алексей в Эренберге, отрезанный от всего мира. Вечерами он покидал шумную, окутанную табачным дымом гостиную, поднимался в свой кабинет, брал с полки увесистый том, с удовольствием устраивался у камина, тщательно набивал длинную трубку, раскуривал и привычным движением отстегивал застежку с переплета… Мирно, незаметно текли часы; потом появлялась Евфросинья, поила его липовым отваром и вела в теплую, нагретую грелкой постель… Изредка он получал весточки от Шёнборна. В одной из них вице-канцлер сообщал о слухах, вызванных исчезновением царевича: «Начинают поговаривать, что царевич погиб.

Одни считают, что он бежал от жестокосердия отца, другие полагают, что его умертвили по отцовскому приказу. Третьи говорят, что его по дороге убили грабители. Никто точно не знает, где он находится. Прилагаю как курьез то, что пишут из Санкт-Петербурга. Царевичу рекомендуется в собственных его интересах хорошенько укрыться, потому что, как только царь вернется из-за границы, начнутся усиленные розыски». Писал Шёнборн и о том, что гвардия в Санкт-Петербурге якобы составила заговор с целью убить Петра, а Екатерину постричь в монастырь, что в России все готово к бунту: множество знатных людей ни о чем не говорят, как только о презрении к ним царя, который отдает их детей в матросы, о разорении их имений налогами и выводом мужиков на крепостное и корабельное строение…

Алексей читал эти записки и радовался. Бог даст, все образуется, а ему пока и здесь неплохо: есть у него все, что любезно сердцу, — Евфросинья, книги да молитва.

***

Петр не сразу хватился сына. Не дождавшись приезда Алексея осенью 1716 года, он решил, что царевича задержала распутица — обычное дело. Между тем приближалась зима, в воздухе чувствовалось дыхание стужи, глубокие колеи на дорогах сковал мороз. Екатерине, снова беременной, трудно было ехать в Петербург, и Петр решил не возвращаться в Россию, а перезимовать в Амстердаме — городе, который он не видел уже восемнадцать лет.

Предоставив жене двигаться не спеша, Петр с обычной скоростью покатил через Гамбург, Бремен и Утрехт в Голландию. 6 декабря он был уже в Амстердаме.

Зимняя дорога дала себя знать — царь свалился в лихорадке. 2 января 1717 года, все еще лежа в постели, он получил от Екатерины известие о рождении сына, которого они заранее договорились назвать Павлом. Петр откликнулся радостным письмом, но уже на следующий день другое известие вдребезги разбило его отцовское счастье — младенец умер. На письмо Екатерины, полное отчаяния, он ответил: «Я получил твое письмо о том, что уже знал, о неожиданной случайности, переменившей радость на горе. Какой ответ могу я дать, кроме ответа многострадального Иова? Бог дал, Бог и взял, да будет благословенно имя Божие».

Горестные переживания усилили его лихорадку и еще на целый месяц приковали Петра к постели. В таком состоянии и нашла его Екатерина, наконец добравшаяся в феврале до Амстердама. Болезнь помешала Петру встретиться с английским королем Георгом I, который был в городе проездом из Англии в Ганновер.

К весне царь стал поправляться. Вдвоем с Екатериной они совершали прогулки по Амстердаму — Петр хотел показать жене те места, где он бывал в молодости: верфи, мануфактуры, мельницы. Не удержался он и от осмотра каморки, где жил во время работы на верфи Ост-Индской компании. Здесь его ждал приятный сюрприз. Едва он переступил порог, как услыхал:

— Добро пожаловать, мастер Питер!

Какая-то женщина, улыбаясь, смотрела на него из глубины комнатки.

— Откуда ты меня знаешь? — удивился царь.

— Я жена мастера Поля, и вы часто обедали в нашем доме.

Петр обнял седую вдову того самого Геррита Клааса Поля, который в 1697 году выдал ему памятный плотницкий аттестат.

Не одним воспоминаниям предавался Петр в Амстердаме. Он в полной мере сохранил живую любознательность, юношеский интерес к чудо-городу, по-прежнему не желал упустить ничего достойного внимания. Однажды он перелез через хлев, чтобы получше осмотреть крахмальный завод, находившийся за ним, отведал кислую воду, в которой мочат пшеницу для изготовления крахмала, и съел горсть готового продукта. В эту поездку вкусы его даже расширились, в поле его зрения оказалось изящное искусство — Петр накупил у голландских живописцев множество картин, в основном на морские сюжеты. Ничего не имел царь на этот раз и против толпы зевак, которые всюду его сопровождали.

Впрочем, в разговорах с плотниками и матросами царь уже не смотрел им в рот с восторгом новичка, а демонстрировал зрелую сдержанность бывалого моряка и опытного флотоводца. Однако, если замечал в собеседниках стеснение, тут же предлагал: «Давайте говорить по-нашему, по-плотницки».

В Амстердаме Петр узнал, что Франция готова выступить посредницей между Россией и Швецией в мирных переговорах. Царь решил ехать в Париж.

***

Разъезжая по Европе, Петр еще ни разу не посетил прославленной столицы Людовика XIV. В глазах царя Франция