Петр I - Сергей Эдуардович Цветков

Этот «деспотичный грубиян и один из самых отъявленных мелких тиранов», как его характеризовали современники, нуждался в сильном покровителе, чтобы сохранить свои скромные владения, затерявшиеся между Померанией, Бранденбургом и Голштинией. Петр же этим браком надеялся получить право вмешиваться в германские дела.

В Данциг, где должна была состояться свадьба, царь приехал в воскресенье, 18 февраля 1716 года, и сразу же отправился на службу в лютеранскую церковь. Во время проповеди, почувствовав сквозняк, Петр, ни слова не говоря, протянул руку, снял парик с головы стоявшего рядом бургомистра и нахлобучил себе на голову. После службы он с благодарностью вернул парик владельцу. Царская свита пояснила изумленному бургомистру, что дома Петр редко носит парик и при холоде обычно заимствует его у первого попавшегося под руку.

Обсуждение условий брачного договора заняло больше двух недель. 8 апреля свадьба состоялась. Жених явился в парадной форме и при шпаге, но без манжет, которые в спешке забыл надеть. Свадебный кортеж проследовал по улицам города к маленькой православной часовне, выстроенной специально для этого случая. Обряд венчания совершал русский епископ. Все это время — около двух часов — Петр расхаживал между гостями, подсказывая забывшим слова Псалтири и громко подтягивая певчим. На обратном пути из часовни толпа, наконец, заметила несуразность герцогского костюма и, не дожидаясь, пока об истине возвестит ребенок, как это произошло в известной сказке Андерсена, радостно завопила: «Смотрите-ка! Герцог-то без манжет!»

Вечером был пир и фейерверк. Петр сам пускал ракеты. Жених так увлекся огненной потехой, что в час ночи первый министр Эйхгольц должен был напомнить ему, что невеста уже три часа как отправилась в постель.

На другой день довольные и счастливые новобрачные обедали у Петра. Хорошее настроение обоим государям испортили их приближенные, устроившие перебранку по поводу свадебных подарков. Дело в том, что придворные герцога поднесли русским подарки, в ответ же не получили ничего — «ни единой гнутой булавки». Мало того, русские вельможи сочли себя оскорбленными и, подобно Толстому, привыкшему в Стамбуле к сказочным каменьям, громко выражали неудовольствие кольцами, пряжками и прочими драгоценными безделками.

Отлучившись на три недели в Пирмонт, Петр в мае вернулся к молодым супругам. Погода стояла самая благодатная, и герцог устраивал обеды на открытом воздухе, в саду, откуда открывался прекрасный вид на озеро. Петру нравилось сидеть за столом под цветущими деревьями, но его смешило, что вокруг стола стояли лейб-гвардейцы герцога, обладатели длиннейших усов. Царь просил хозяина отослать их, но Карл Леопольд упрямо мотал головой: никак нельзя, солдаты нужны для торжественности обстановки. Однажды Петр нашел для гвардейцев лучшее применение, чем дурацкое стояние навытяжку, попросив герцога приказать им положить обнаженные шпаги на землю и своими усами разогнать комаров, которые тучами вились над столом.

Тем временем, по приглашению царя, датский король Фредерик IV приехал в Гамбург. Царь поспешил на встречу с союзником. На переговорах Петр пытался добиться от Фредерика согласия на совместное вторжение в Швецию — с юга и востока. Король уклонялся от прямого ответа и, чтобы заставить царя на время забыть о десанте, пригласил его посетить Копенгаген. 6 июля Петр появился на улицах датской столицы. Толпы любопытных приветствовали царя, одетого в коричневый сюртук с розовыми пуговицами, узкие коричневые штаны, заштопанные шерстяные чулки и очень грязные башмаки; черный солдатский галстук на его шее был застегнут крупной серебряной запонкой с поддельным бриллиантом — как у какого-нибудь майора. Крепостные орудия встретили почетного гостя оглушительным салютом. «Я вчера в такой церемонии был, — писал Петр жене, которая осталась в Ростоке, — в какой более двадцати лет не бывал».

Но торжества шли, а дело не двигалось. В начале августа Петр сердито оповещал Екатерину: «Болтаемся тут». В ожидании решительного слова Фредерика царь посещал городские достопримечательности. В королевском естественно-историческом музее он облюбовал мумию и захотел ее купить. Инспектор музея доложил об этом желании царя Фредерику. Последовал вежливый отказ, по той причине, что «мумия отличается особенной красотой и величиной, второй подобной нет в Европе». Когда при следующем посещении музея Петр ознакомился с королевской резолюцией, то пришел в совершенную ярость. На глазах у потрясенного инспектора он в неистовстве кинжалом изуродовал мумию, отрезал ей нос и выбежал, приговаривая: «Пусть теперь она у вас остается!»

Прибытие английской эскадры адмирала Норриса подало Петру надежды на успешное окончание переговоров с датчанами. В копенгагенском порту скопился огромный союзный англо-датско-голландско-русский флот. Норрис, голландский шаутбенахт, датский адмирал Гильденлеве и русский вице-адмирал Петр Алексеев обменивались визитами на флагманах, с которых то и дело раздавались залпы корабельной артиллерии, приветствовавшие гостей. Царь осыпал союзников алмазами и соболями. Затем Норрис предложил совершить совместную морскую прогулку — демонстрацию военной мощи. Уставший от безделья, Петр охотно согласился. Поскольку ни Норрис, ни Гильденлеве не желали уступить друг другу первенство, командование объединенной эскадрой было вручено царю. 16 августа Петр поднял флаг на 64-пушечном «Ингерманланде». Никогда Балтика не видала такого великолепного и такого странного зрелища — 69 военных кораблей, среди которых на 21-м развевался андреевский стяг, на полных парусах курсировали вдоль шведского берега, и возглавлял эту армаду моряк-самоучка из страны, еще двадцать лет назад не обладавшей ни одним военным кораблем.

Командование четырьмя флотами оставило у Петра приятные воспоминания, но лишь в одном отношении: «Такой чести повелевать флотами чужестранных народов и своим вместе едва ли кто на свете удостаивался. Я с удовольствием вспоминаю доверенность тех держав». Но ему больно было наблюдать, как вся союзная армада изо всех сил уклоняется от сражения с двадцатью кораблями шведской эскадры. Много холостых залпов было выпущено во время приветствий и салютов друг другу, но по неприятелю — ни одного. Петр раздраженно писал Апраксину: «Бог ведает, какое мучение с ними! Сущее надобное время пропускают и будто чужое дело делают».

Прошел сентябрь, благоприятное время для высадки десанта было упущено. Пришлось отложить вторжение в Швецию до весны. Чтобы утешить царя, Норрис в день, когда Петр отмечал викторию при Лесной, салютовал победителю всеми орудиями английской эскадры.

В октябре русские полки ушли зимовать в Польшу, флот возвратился на зимние стоянки в Ригу, Ревель и Кронштадт. Петр простился с датским королем и покинул Копенгаген, выехав в Хафельсберг на встречу с Фридрихом Вильгельмом.

Прусский король был чрезвычайно раздражительным человеком. Подобно своему русскому собрату, он часто пускал в ход дубинку и порой калечил избиваемого — ломал ноги или выбивал зубы. Почти постоянное дурное настроение короля объяснялось его необычной болезнью, унаследованной от предков. Порфирия — так называлось его заболевание — была вызвана нарушением обмена веществ, из-за чего Фридриха