Петр I - Сергей Эдуардович Цветков

дал регенту увлечь себя в Оперу. В отведенной царю ложе герцог Орлеанский сам, стоя, прислуживал ему с подносом в руках, когда Петр желал охладить себя пивом. Публику весьма удивляло и забавляло это необычное зрелище.

Основные сведения о личной жизни царя парижане получали от Вертона — повара в отеле «Ледигьер», которому было поручено кормить Петра и его свиту. «Невероятно, — рассказывал Вертон, — сколько царь съедал и выпивал, садясь за стол всего дважды в день, не говоря о том, сколько он поглощал пива, лимонада и прочих напитков в промежутке. Что до его свиты, то они пили еще больше: после еды каждый опустошал по крайней мере бутылку-другую пива, а иногда еще — вина и крепких напитков».

Регент познакомил Петра со своей матерью — шестидесятипятилетней сплетницей Шарлоттой Елизаветой. Пожилая дама была очарована царем. «Сегодня у меня был великий посетитель, мой герой — царь, — записала она. — Я нахожу, что у него очень хорошие манеры… и он лишен всякого притворства. Он весьма рассудителен. Он говорит на скверном немецком, но при этом объясняется без затруднения и скованности. Он вежлив во всем, и здесь его очень любят».

Действительно, многие французские вельможи меняли свое первоначальное неблагоприятное мнение о царе. Маршал Виллеруа писал старой фаворитке короля-солнца госпоже де Ментенон: «Я должен вам сказать, что этот монарх, которого называют варваром, вовсе не таков. Он проявляет великодушие и благородство, которых мы в нем никак не ожидали».

Париж делал свое дело.

Впрочем, старая владычица не разделила восторгов своего корреспондента. Дело в том, что, отправляясь в Версаль, царь и его спутники захватили с собой целый букет дам веселого поведения, которых разместили в бывших покоях благочестивой старухи. Госпожа де Ментенон, жившая в монастыре, куда она удалилась после смерти короля-солнца, была потрясена осквернением своего храма добродетели. Личная встреча с царем лишь усугубила ее неприязнь. Чтобы скрыть свой возраст, фаворитка приняла Петра в сумерках, задернув шторы и оставив лишь узкую полоску света. Но Петр, войдя в комнату и желая получше рассмотреть бывшую красавицу, безжалостно раздвинул шторы, сел рядом с ней на кровать и в упор уставился на нее. Обоюдное молчание тянулось довольно долго. Наконец царь спросил, какой недуг ее гложет. «Старость», — прошамкала старуха. Царь посидел еще, потом встал и молча вышел.

В свою очередь, Петр остался чрезвычайно недоволен своим посещением Фонтенбло, где его принимал граф Тулузский, один из внебрачных сыновей добродетельного короля-солнца. Хозяин уговорил царя поучаствовать в охоте на оленей. Вышел конфуз. Французские дворяне верхом носились по лесу, ловко перемахивая через ручьи и поваленные деревья, царь же насилу вынес бешеную скачку и, преодолевая одно препятствие, едва не свалился с лошади. Рассерженный и пристыженный вернулся он во дворец, во весь голос ругаясь, что охоты этой он не понимает, не любит и находит ее слишком жестоким развлечением. В знак своего неудовольствия он отобедал один, без графа Тулузского, и в тот же день уехал. Сопровождавший царя герцог д’Антен не был допущен в царскую карету — и не пожалел об этом, так как дорогой от обильной еды и выпивки Петра вырвало.

***

Так прошло шесть недель пребывания Петра во Франции. Пора было знать и честь. В дипломатическом отношении визит был бесплоден — царю не удалось заключить ни военного союза, ни сосватать Елизавету за малолетнего «каралища». Напоследок он еще раз сходил в обсерваторию, взобрался на башню собора Нотр-Дам и посетил больницу, где при нем соперировали катаракту. Искусство гораздо меньше интересовало его, а знаменитый зал Лувра, где хранились королевские драгоценности на сумму в тридцать миллионов ливров, вызвал у него презрительную гримасу — счел, что деньги выброшены на ветер.

Пошла череда прощальных визитов, которые закрепили двойственное отношение французов к Петру. Кардинал Дюбуа находил, что царь просто чудак, рожденный, чтобы быть боцманом на голландском корабле. Герцог Сен-Симон записал в своих знаменитых мемуарах, что это был монарх, «внушавший восхищение своей безграничной любознательностью ко всему, что имело касательство к управлению, торговле, просвещению, полицейским мерам и прочему… Его отличало дружелюбие, которое отдавало вольностью обхождения, но он не был свободен от сильного отпечатка прошлого своей страны».

При прощании Петр изменил своей обычной скупости и пожертвовал пятьдесят тысяч ливров своим телохранителям и еще тридцать тысяч — фабрикам, которые он посетил. Скудные чаевые, раздаваемые им в трактирах, были платой частного человека; теперь за гостеприимство расплатился государь.

Воскресным утром 20 июня Петр незаметно и без эскорта покинул Париж. Его впечатления от прославленного города также были противоречивыми. «Жалею, — говорил он, — что домашние обстоятельства -принуждают меня так скоро оставить то место, где науки и художества цветут, и жалею притом, что город сей рано или поздно от роскоши и необузданности претерпит великий вред, а от смрада вымрет».

В Реймсе Петр сделал остановку, но осмотрел только собор, где хранилось знаменитое Евангелие, на котором веками приносили присягу короли Франции. К изумлению католических епископов и священников, царь нагнулся и вслух прочел древние письмена: книга оказалась написанной на церковно-славянском языке — это Евангелие шестьсот лет назад привезла с собой княжна Анна Ярославна, дочь Ярослава Мудрого, выданная замуж за Генриха I.

21 июня Петр прибыл на курорт в Спа, где провел пять недель — пил воду и лечился. Екатерина скучала и звала его поторопиться, чтобы весело отметить окончание долгой разлуки. Петр отвечал: «И то правда, более пяти (рюмок или стаканов вина. — С.Ц.) в день не пью, а крепиша по одной или по две, только не всегда: иное для того, что сие вино крепко, а иное для того, что его редко. Оканчиваю, что зело скучно, что… не видимся».

Встретившись в Амстердаме, дальше они поехали вместе. Следующую большую остановку сделали в Берлине. Петр попросил Фридриха Вильгельма поселить его подальше от городского шума. Король отвел ему загородный дворец своей супруги, которая, узнав об этом, чрезвычайно встревожилась: во дворце находилась богатая коллекция фарфора, дорогие венецианские зеркала, а разрушительные привычки царя были хорошо известны еще со времен его проживания в доме адмирала Бенбоу. Чтобы избежать возможных убытков, королева приказала вывезти из дворца мебель и все украшения, которые могли легко разбиться.

Петр и Екатерина прибыли в Берлин водным путем. Фридрих Вильгельм встречал их на берегу. Он помог Екатерине сойти; Петр спрыгнул на землю сам и обнял короля: «Я рад видеть вас, брат Фридрих!» Он попытался обнять и королеву, но та оттолкнула его. Екатерина почтительно поцеловала у королевы руку и представила ей свою свиту — несколько десятков дам, которые