Зорге и другие. Японские тайны архивных дел - Александр Евгеньевич Куланов

1) Всесоюзное общество культурной связи с заграницей (далее ВОКС. –  А. К.) должно обратить более серьёзное внимание на работу с Японией, хотя бы в ущерб другим странам, с созданием отделения в Японии.

2) По возможности расширить персональные командировки видных учёных, литераторов и др.

3) Более тесно увязать нашу и японскую научную работу через Академию наук СССР. В частности, в этой области многим могут помочь востоковедные вузы (Дальневосточный университет, Институт востоковедения, Институт живых восточных языков в Ленинграде и т. п.). В СССР развить эту работу путём организации различного рода публичных докладов о Японии, устройства вечеров и т. д.

4) Оживить работу “Советско-японского общества сближения” в Японии. Нам необходимо принять в нём более активное участие, чтобы оно стало действительно “советско-японским”, а не “японско-японским”, как сейчас. Отделения этого общества организовать в Москве, Хабаровске и Владивостоке.

5) Поскольку экономические вопросы тесно связаны с вопросом о торгпредстве, после разрешения последнего следует при первой возможности организовать в Токио выставку образцов нашей промышленности и сельского хозяйства, разрешить японцам организовать японский торговый музей во Владивостоке наподобие такового же в Харбине и создать в Токио постоянную советскую выставку или музей.

6) В целях создания более тесных научных и экономических взаимоотношений следует с большей готовностью откликаться на получаемые приглашения из Японии на разного рода выставки и съезды и посылать японцам подобные же приглашения, в частности принять участие в санитарной выставке в Осаке.

7) Приступить к организации постоянного воздушного сообщения между СССР и Японией.

Наркоминдел Г. Чичерин».

13 мая этот документ был внесён на утверждение Политбюро ЦК ВКП(б), которое в тот же день на своём заседании постановило передать предложения наркома на предварительное рассмотрение специально составленной комиссии в составе уже знакомых с ним Меера Трилиссера и Георгия Чичерина, а также заместителя председателя Реввоенсовета СССР и заместителя наркома по военным и морским делам СССР Иосифа Уншлихта, члена коллегии Наркомата внешней торговли Якуба Ганецкого и М. Г. Гуревича[24], возложив её созыв на Чичерина: кто предлагает, тот и выполняет. Комиссия завершила свою работу невероятно быстро. 26 мая ею была принята окончательная редакция «Мероприятий по укреплению взаимоотношений с Японией». Помимо прочего, там говорилось следующее:

«I. Мероприятия общего характера.

Указать нашим организациям в Москве, Харбине и дальневосточным советским органам на необходимость изменения тона в обращении с японскими гражданами (журналистами, коммерсантами и пр.) в смысле большего проявления дружелюбия, чем это имело место до сих пор, решительно воздерживаясь от каких-либо враждебных по отношению к Японии выступлений.

Вместе с тем обратить особое внимание на обработку японских журналистов с целью соответствующей обработки через них японского общественного мнения.

Примечание. Конкретные мероприятия, вытекающие из этого основного положения, должны быть указаны в особой инструкции отдельно для Харбина, Москвы и Дальнего Востока».

В параграфе II («Конкретные мероприятия для данного момента») предложения Чичерина остались почти без изменений. Из них лишь исчезли указания на согласование с полпредом Коппом и уточнение о заполнении иллюстративного информационного поля Америкой. Пропали и фамилии академиков Иоффе и Лазарева. Возможно, их вычёркивание объяснялось добавлением определения «абсолютно надёжных» к словам «крупных научных величин». Полностью исчез параграф IV о совместном с Японией издании медицинского журнала. Под тем же номером его заменило постановление об «Организации взаимной информации в различных областях жизни СССР и Японии».

Подвергся редактированию и параграф III, уже в первом предложении которого исчезло слово «постепенное». Первый пункт звучал теперь более расплывчато и был лишён темы превалирования японского направления над другими в деятельности Всесоюзного общества культурных связей с заграницей: «Обратить внимание ВОКС на необходимость более серьёзной работы в отношении Дальнего Востока и особенно Японии». Второй пункт о научных командировках исчез совсем (вероятно, по той же причине, что и фамилии академиков Иоффе и Лазарева), и в новой редакции несколько пунктов приняли ещё более краткий и сдержанный вид:

«2. Более тесно увязать нашу и японскую научную работу через Академию наук СССР. В частности, в этой области многим могут помочь востоковедные вузы (Дальневосточный университет, Институт востоковедения, Институт живых языков в Ленинграде и т. п.).

3. Оживить работу советско-японского о[бщест]ва сближения и принять в нём более активное участие.

4. Желательно организовать в Токио выставку образцов нашей промышленности и сельского хозяйства».

12 августа 1926 года итоговый вариант предложения был внесён Чичериным на утверждение Политбюро ЦК ВКП (б)22.

Конечно, сегодня нам интересно узнать, что из предложений Чичерина и коллегии НКИД удалось реализовать на практике. Если вернуться к параграфу I, суть рекомендаций которого сводится к безусловно важному, но общему (что подчёркивал и сам нарком) требованию по созданию «благоприятной» и «доброжелательной» обстановки для японских журналистов в регионах их наибольшей активности, то, увы: каким-либо образом измерить рост доброжелательности вряд ли возможно, хотя, безусловно, интересно было бы проанализировать изменения отношения к японским корреспондентам по их публикациям в прессе и, возможно, по частным отзывам.

Выполнение «конкретных мероприятий» в привязке к записке Чичерина не слишком интересует отечественных историков, но отметить хорошо известные яркие события советско-японского культурного сотрудничества несложно. Кое-что из случившегося много позже можно причислить к исполненным пунктам программы Чичерина, но для краткости взглянем только на те из них, что пришлись на время его работы на посту наркома, то есть до 1931 года. Тем более что его отставка совпала с начавшимся тогда обострением советско-японских отношений, вызванным «маньчжурским инцидентом» – началом захвата японской Квантунской армией китайской Маньчжурии.

Ещё в период подготовки записки, 5 апреля 1926 года в ВОКС состоялся вечер, посвящённый японской классической и современной литературе. Открыла мероприятие глава организации Ольга Давидовна Каменева (родная сестра Троцкого), которая, в полном соответствии с духом процитированного выше замечания «комиссии Троцкого», заметила, что «японская общественность сама подняла голос за объединение двух культур»23.

Как бы в ответ, в том же 1926 году японская издательская фирма «Сюндзюся» издала собрание сочинений Л. Н. Толстого, задействовав в этом процессе уполномоченного ВОКС и сотрудника советского полпредства в Токио Евгения Генриховича Спальвина24.В следующие несколько лет в Токио почти непрерывно организовывались литературные вечера и диспуты, посвящённые обсуждению творчества русских и советских писателей, авторов японской «пролетарской» литературы. Это, в свою очередь, дало импульс к переводу на японский язык произведений советских писателей: Ильи Эренбурга, Евгения Замятина, Льва Лунца, Михаила Зощенко, Алексея Толстого, Сергея Есенина (справедливости ради, необходимо отметить, что часть переводов была выполнена до 1926 года). Впрочем, классиков тоже не забывали. В 1929 году газета «Токио Асахи», опять же с помощью ВОКС, устроила вечер по случаю 25-летия со дня смерти А. П. Чехова, на котором присутствовало около двух тысяч человек25.

Особое место в списке подобного рода мероприятий занимает поездка в Японию в марте – апреле 1926 года культового в то время советского литератора и председателя Всероссийского союза писателей Бориса Андреевича Пильняка, ставшая поводом для написания до