Цезарь и Христос - Уильям Джеймс Дюрант

Его первым поступком в качестве императора стало награждение пятнадцатью тысячами сестерциев каждого воина той гвардии, что возвела его на трон. Калигула тоже в свое время раздавал подобные дары, однако сейчас деньги слишком явно подносились в уплату за Империю. Теперь Клавдий признал суверенитет армии, вновь лишив народные собрания права избирать магистратов. Больше мудрости и великодушия проявил он, прекратив рассматривать обвинения по закону de maiestate, выпустив на свободу тех, кто попал в заточение на его основании, вернув в Грецию статуи, похищенные Гаем, и отменив новые подати, введенные предшественником. Однако он предал смерти убийц Калигулы, исходя из посылки, что снисхождение к участникам убийства императора способно подорвать стабильность государства. Он положил конец рабскому уничижению сената, скромно заметив, что ему не следует воздавать божеских почестей. Как и Август, он восстанавливал храмы и с пылом антиквара стремился влить новые силы в старинную религию. Он лично — и весьма добросовестно — вникал в общественные дела; он даже «обходил тех, кто продавал товары или сдавал дома, и исправлял замеченные им злоупотребления»{627}. Однако в действительности, хотя он и подражал умеренности Августа, его настоящие планы выходили далеко за пределы осторожного консерватизма и были сродни дерзким и многообразным замыслам Цезаря: реформа системы управления и законодательства, расширение общественных работ и служб, возвышение провинций, предоставление избирательного права Галлии, завоевание и романизация Британии.

Он удивил всех, сразу же проявив волю и характер, а также образованность и интеллект. Как Цезарь и Август, он был убежден, что местных магистратов слишком мало и что они плохо подготовлены к несению своих обязанностей, что сенат слишком горделив и не обладает должным терпением, чтобы заниматься сложной работой по устройству и обеспечению деятельности муниципальной и имперской администраций. Он делал реверансы в сторону сената и оставил ему немалые полномочия и еще большие знаки отличия. Однако настоящую работу по управлению государством он взял на себя, организовав «кабинет министров» из своих назначенцев; гражданская служба между тем постепенно становилась уделом (как и при Цезаре, Августе, Тиберии) императорских вольноотпущенников; канцелярии и не слишком ответственные должности доверялись «общественным» рабам. Во главе бюрократии находились четыре члена кабинета: государственный секретарь (ab epistulis — «для сообщений»), казначей (a rationibus — «для расчетов»), другой секретарь (a libellis — «для прошений») и министр юстиции (a cognitionibus — «для судебных процессов»). Способные вольноотпущенники — Нарцисс, Паллант, Каллист — занимали три первые долйсности. Их восхождение к вершинам власти и богатства было символом возвышения класса вольноотпущенников, который в течение столетий добивался все новых успехов и достиг небывалых высот в царствование Клавдия. Когда аристократия выразила протест по поводу облечения властью этих «выскочек», Клавдий возродил пост цензора, был избран на эту должность сам, пересмотрел список лиц, могущих быть избранными в сенат, исключил из него главных оппонентов своей политики и ввел в него новых членов из всаднического сословия и провинций.

Вооружившись этими административными органами, он выдвинул амбициозную программу конституционных реформ. Он усовершенствовал судебные процедуры, установил наказания за неисполнение и запоздалое введение законов в силу, терпеливо высиживал в судейском кресле по многу часов в неделю и запретил применение пыток по отношению к любому гражданину. Чтобы предотвратить наводнения, угрожавшие Риму тем чаще, чем стремительнее вырубались апеннинские леса, он выкопал дополнительный канал для нижнего течения Тибра. Чтобы облегчить импорт зерна, он выстроил близ Остии новую гавань (Порт), снабдив ее удобными складскими помещениями и доками, двумя большими молами, которые должны были сдерживать ярость морской стихии, и канал, соединяющий гавань с Тибром выше заиленного устья реки. Он завершил строительство «Клавдиева» водопровода, начатого Калигулой, и соорудил еще один, Anio Novus, — оба сооружения потребовали огромных трудовых затрат и были примечательны изяществом высоких арок. Обратив внимание на то обстоятельство, что земли марсов периодически заболачивались в силу разлива избыточных вод Фуцинского озера, он выделил государственные средства, которыми была оплачена работа 30 000 человек в течение одиннадцати лет. Рабочими был проложен трехмильный тоннель через гору, который соединил озеро с рекой Цирис. Перед тем как спустить из озера воду, он устроил на нем потешное сражение двух флотов, экипажи которых состояли из 19 000 осужденных преступников; за этим зрелищем наблюдали граждане, собравшиеся изо всех уголков Италии и сидевшие на склонах окружающих озеро холмов. Участники битвы приветствовали императора знаменитой фразой: Ave Caesar! morituri salutamus te — «Здравствуй, Цезарь! Мы, идущие на смерть, приветствуем тебя»{628}.

Провинции расцвели при нем, как в Августовы дни. Он решительно преследовал должностные преступления, за исключением случая с Феликсом, прокуратором Иудеи, чьи злоупотребления были скрыты от императора Паллантом, братом судебного следователя по делу Святого Павла. Он входил во все подробности происходивших в провинциях событий; его эдикты и надписи, обнаруживаемые по всей Империи, отмечены характерными для этого принцепса суетливостью и многословием, но в них ясно видны разум и воля, которые со знанием дела были направлены на достижение общественного блага. Он трудился над улучшением коммуникаций и транспорта, стремился обеспечить безопасность путешественников от разбоя и понизить издержки общин по содержанию государственных чиновников, призванных этим общинам служить. Как и Цезарь, он желал поднять провинции до уровня Италии в чаемом Римском Содружестве. Он довел до конца план Цезаря по предоставлению полного римского гражданства Трансальпийской Галлии; если бы ему удалось пройти свой путь до конца, он даровал бы гражданство всем свободным жителям Империи{629}. Бронзовая табличка, извлеченная из земли в Лионе в 1524 г., сохранила для нас часть бессвязной речи, в которой он пытался убедить сенат принять в свои ряды и допустить на государственные посты тех галлов, которые получили римское гражданство. Между тем он не позволил ослабить армию или нарушать границы; легионы постоянно были при деле и в боевой готовности, а такие великие полководцы, как Веспасиан, Корбулон и Паулин, развивали свое искусство под его опекой и с его одобрения. Приняв решение завершить еще один из замыслов Цезаря, он вторгся в 43 году в Британию, покорил ее и вернулся в Рим менее чем через полгода после своего выступления. Во время предоставленного ему триумфа он нарушил все прецеденты, помиловав плененного британского царя Карактака. Римский народ посмеивался над своим причудливым императором, но любил его; и когда во время одной из его отлучек прошел слух, будто он убит, в городе поднялась такая горестная суматоха, что сенату пришлось издать официальное уведомление о